– Разумеется, ваше высокопревосходительство, – отозвался Бобровин.

– Как вы намереваетесь его устранить?

– Сейчас сие сложно, Варнаховский вместе с великим князем находится под арестом.

Неожиданно пальцы Уварова сцепились в крепкий замок, затем столь же быстро разжались. Решение было принято.

– Дело поправимое. Вина Варнаховского заключается лишь в том, что он действовал по приказу великого князя Николая. Думаю, я найду подходящие слова, чтобы убедить начальника сыскной полиции в его невиновности, да и вряд ли ему захочется спорить с начальником Третьего отделения. Так что завтра Варнаховский будет свободен.

– В таком случае дело упрощается. Поручик по-прежнему служит в охране Зимнего дворца, является начальником караула, и этой обязанности с него никто не снимал. После своего освобождения он, как обычно, явится на службу, а как только он вернется домой, то будет застрелен ворвавшимися в его дом грабителями.

– Задумка неплохая, – одобрил Уваров, – только у меня имеется одно замечание…

– Слушаю вас, Александр Петрович, – с готовностью отозвался Бобровин.

– Нужно выждать хотя бы пару дней. Иначе произошедшее будет выглядеть подозрительно.

– Сделаем все самым подобающим образом, ваше сиятельство.

– Вот и славно! Подберите подходящих людей, чтобы все было похоже на обычное ограбление. Вы должны лично проследить за исполнением акции.

Оставшись наедине с великим князем Константином Николаевичем, Филимонов произнес:

– Ваше высочество, у меня есть к вам предложение.

– Какое такое предложение вы мне можете сделать? – устало спросил великий князь. – Мне не до бесед. На том месте, где находится душа, у меня сейчас раскаленная печь. А вы пытаетесь шурудить там кочергой.

– Я не хотел бы лезть к вам в душу, ваше высочество, но чтобы сохранить честь семьи и здоровье вашей супруги, я знаю, что она очень переживает случившееся… у меня имеется план.

– И что же это за план?

– Пусть ваш сын, великий князь Николай Константинович, в вашем присутствии письменно и тайным образом признается в воровстве и покается в содеянном. Я же, со своей стороны, подготовлю человека, который возьмет это преступление на себя. Другого выхода я не вижу.

Побелевший, с непроницаемым лицом, генерал-адмирал молча выслушал начальника сыскной полиции, что-то сосредоточенно разглядывая в дальнем углу гостиницы. Наконец его прорвало, потускневшие глаза блеснули яростью:

– Послушайте, Владимир Гаврилович! Вы пришли сюда для того, чтобы опорочить моего сына и мою семью; кто вам дал на это право?! Вы пришли в мой дом для того, чтобы оклеветать меня!

– У меня есть право допросить с пристрастием любого человека, кто подозревается в краже иконы. Но я стараюсь беречь ваши отцовские чувства. А вести с вами разговор в подобном тоне я просто не намерен. Честь имею!

С холодной учтивостью Филимонов отвесил поклон и вышел из гостиной.

Еще через два часа великого князя Николая привели к императору в Зимний дворец для секретного разговора. В кабинете Александра Николаевича, кроме него самого, находились его брат Константин и начальник сыскной полиции, прибывшие за минуту до его появления.

– Дело весьма деликатное, я бы даже сказал, секретное, – заговорил император, когда приглашенные сели за стол. – Оно касается моего крестника, племянника, великого князя Николая Константиновича.

– Это какой-то бред! – с возмущением заговорил великий князь Константин. – Моего сына обвиняют в святотатстве и воровстве, будто бы он украл икону у своей матери, варварски выдрав из оклада драгоценные камни. Великая княгиня после этого случая слегла и до сих пор чувствует себя очень плохо. В этом святотатстве она видит скверную примету. Якобы всем Константиновичам грозит большая беда. Я никак не могу ее успокоить. И возмутитель этого спокойствия сидит за нашим столом, – посмотрел он на начальника сыска. – Он оклеветал и меня, и мою семью, и я требую, чтобы господин Филимонов немедленно извинился!

– Государь, я не намерен терпеть подобное оскорбление даже от одного из членов августейшей фамилии, – холодно проговорил Владимир Гаврилович, с трудом сохраняя остатки самообладания. – Я произвел расследование по вашему указу и должен сказать, что…

– Николай, – повернулся император к племяннику, глядя ему в глаза, – это ты сделал?

Присутствующие повернулись в сторону побледневшего Николая.

– Чего же ты молчишь? – нахмурился император.

– Не смею обманывать тебя, дядя… Да… – тихо, но внятно произнес Николай Константинович.

Сжав кулаки, Константин Николаевич глухо застонал.

– Боже!.. И это все, что ты можешь сказать? Ведь ты же поклялся на Библии, что невиновен!

– Может, ты объяснишь нам, почему ты это сделал?

– Мне нужны были деньги.

– Разве у тебя их не было? – удивился император. – Мы давали тебе больше, чем ты мог потратить.

– У меня есть женщина, это подразумевает некоторые дополнительные траты, – глухо произнес Николай Константинович, отвернувшись.

– Ты хочешь сказать, что готов променять свою честь и честь своей семьи на какую-то там… танцовщицу?! – сверкнул глазами Константин Николаевич.