– Нет, ваше величество.

– Ступайте, жду вас в следующий понедельник. И принесите мне полный отчет о «народовольцах». Я должен быть в курсе.

В приемной у государя, кроме Филимонова, сидели еще четверо: два генерал-губернатора – один приамурский, другой иркутский; министр финансов и какая-то вельможная дама по частному делу. Взоры мужчин были обращены именно на нее, и она без конца помахивала веером, остужая свое раскрасневшееся лицо.

– После Уварова пойдете вы, Владимир Гаврилович, – подошел к Филимонову адъютант императора. – Государь уже справлялся о вас. Так что будьте готовы.

– Хорошо, – сказал Филимонов, прижимая к себе папку с бумагами.

Через полчаса ожидания из кабинета императора вышел начальник Третьего отделения Уваров. Выглядел он озабоченным, если не сказать удрученным. Улыбнувшись по-приятельски даме, с которой, судя по всему, он был хорошо знаком, не задерживаясь, вышел из приемной. Интересно, о чем таком Уваров мог говорить с императором, что скверно повлияло на его настроение?

Поднявшись, Филимонов зашагал в распахнутый кабинет на аудиенцию к государю.

– Здравствуйте, Владимир Гаврилович! Чем можете меня порадовать? – спросил Александр Второй после того, как начальник сыскной полиции сел на стул. – Каков результат?

Император был сосредоточен и хмур (не иначе как находился под впечатлением от состоявшегося разговора). И все-таки, что такое сказал государю начальник Третьего отделения?

– Нам удалось раскрыть дело о похищении иконы.

– Похвально, я в вас не сомневался, – произнес император. – И кто же украл икону?

– К краже причастен адъютант великого князя Николая поручик Варнаховский.

– Где-то я уже слышал эту фамилию, – поморщился государь. – Поподробнее, пожалуйста.

– Драгоценные камни из оклада он заложил, а икону отдал в церковь.

– Что ж, его ждет бесчестие, суд и длительная каторга.

Выждав минуту, Филимонов отважился:

– Все не так просто, ваше величество: адъютант выкрал икону по приказу великого князя Николая Константиновича.

– Что вы сказали?

Распрямив спину, будто освобождаясь от давившего груза, Филимонов продолжил:

– Николай Константинович нуждался в деньгах, чтобы закрыть свои многочисленные долги. Он должен был всем: купцам, фабрикантам, землевладельцам. И они грозились подать на него в суд и написать вам письмо, если долги не будут погашены. В какой-то степени терять ему было нечего. – Император выглядел растерянным. Понять его было можно: не каждый день приходится выслушивать дурное о членах царствующей фамилии. – В последний год он сошелся с американской танцовщицей Элиз Руше. Эта женщина, по нашим данным, вытянула из великого князя около пятисот тысяч рублей. Только в Петербурге она имеет три доходных дома; в Италии – еще два, в Вене – один, в Париже – три. Эта женщина своими неумеренными аппетитами и легкомысленным поведением компрометирует как великого князя, так и всю августейшую фамилию. Каким-то образом она имеет на Николая Константиновича невиданное влияние. С его стороны это не просто любовь – это страсть, граничащая с безумием.

– Вы говорите невероятные вещи, – взволнованно произнес император.

– Мне бы не хотелось огорчать ваше величество своим докладом, но дело обстоит именно таким образом.

– Вы знаете, где сейчас находится великий князь Николай?

– Знаю, ваше величество. В данный момент он пребывает в Мраморном дворце, я приказал установить за ним круглосуточное наблюдение.

– Ах, вот как? Почему установили наблюдение?

– У нас есть основания полагать, что он намеревается скрыться со своей любовницей за границей.

– Арестовать негодяя!.. – сдвинул брови монарх. – Немедленно!

– Слушаюсь, ваше величество, – тотчас поднялся Филимонов и скорым шагом покинул кабинет императора.

У самого входа в управление стояли три полицейские кареты; четвертая, принадлежавшая начальнику столичного сыска, – немного поодаль. На ее передке, явно дремля, сидел кучер. Неподалеку, сгрудившись, стояли несколько полицейских, терпеливо дожидаясь выхода Филимонова. Заметив вышедшего начальника сыскной полиции, они дружно загасили цигарки и затопали к лошадям, привязанным к столбу.

– Дело деликатное, – наставлял Владимир Гаврилович полицейских, – так что когда зайдем, ни звука! Я сам знаю, что нужно сказать.

– Да разве ж мы не понимаем, – ответил за всех крупный полицейский с рябым лицом.

– Вот и отлично, братцы, – похвалил начальник сыскной полиции, направляясь к карете.

Один из городовых предусмотрительно сбросил подножку и распахнул перед ним дверцу. Поблагодарив едва заметным кивком, Филимонов разместился в карете. Верховые полицейские привычно заняли места впереди и позади кареты, и кучер, сбросив с себя дрему, махнул кнутом, погоняя четырех лошадок, запряженных попарно.

Карета, объезжая стоявшие на обочине повозки, двинулась вдоль набережной Невы. Вскоре показалось здание Мраморного дворца, облицованное светло-розовым мрамором. Карета остановилась подле кованой решетки, стоявшей на гранитных столбах с огромными мраморными вазами. Через небольшое окошко Филимонов увидел, как один из полицейских расторопно спешился и распахнул дверцу кареты:

– Пожалте, ваше превосходительство!

Стараясь не выказать накатившего волнения (ведь не каждый день приходится брать под стражу великих князей!), начальник сыска сошел на мостовую и хмуро буркнул: