— Вы не помните, который был час?

— Не помню. Что-то около пяти, но на часы я не смотрел.

— Может быть, вы видели или слышали, как проезжала машина?

— Машина? — Зборковский задумался. — Да. Проезжала, но не по Резедовой, а по улице Акаций. Я как раз ставил ящики на тележку и собирался ехать по Березовой в сторону Акаций, когда по ней проехала машина.

— В какую сторону?

— Вроде бы в сторону леса, но не поручусь.

— От перекрестка, где вы стояли, до улицы Акаций не более ста метров. Вы разглядели машину?

— Вас интересует, чья это машина? Нет, не знаю.

— А ее марка и цвет?

— Это был польский «фиат» темно-зеленого цвета. Могу это утверждать, поскольку, хотя еще было темно, на углу Березовой и Акаций горел фонарь. Минутку! Когда я развозил молоко на Резедовой, то тоже слышал звук машины, проезжавшей в сторону улицы Акаций, но ее не видел.

— Много ли времени прошло между тем, как проехал «фиат» и вторая машина?

— Нет. Минут десять, не больше. Я уже направился в сторону Березовой, когда услышал звук мотора.

— Больше вы ничего не заметили?

— Нет. Развозил молоко, как обычно. На улицах никого не было. Только позднее, когда я уже вернулся к магазину, на улицах появились люди. Кто-то сказал мне, что в лесу нашли убитого Квасковяка. Потом я встретил сержанта Михаляка и капрала Неробиса. Вокруг них толпились люди, но я не подошел: надо было скорее кончать с молоком.

— Возвращаясь к вашим утренним встречам с Квасковяком: случалось вам видеть его выходящим из дома?

— Нет. Я всего-то встречал его раза три-четыре, и всегда, когда он уже возвращался.

— Со стороны Березовой улицы?

— Да. Один раз я видел его на Березовой, он шел со стороны железной дороги. А в другой раз он поворачивал с Березовой так, словно возвращался с улицы Акаций. Комендант любил порядок и лично проверял, все ли в поселке так, как следует.

— Кто мог его убить, как вы думаете?

— Не знаю. Квасковяк был человеком требовательным, многим он насолил. Но чтоб его за это так стукнуть?!

— А в мундире вам тоже доводилось встречать старшего сержанта?

— Только не утром. По утрам он всегда ходил в тренировочном. Как-то даже сказал, что после таких прогулок и завтрак вкуснее кажется. Часов около семи случалось видеть коменданта, шедшего от станции в сторону отделения. Он всегда заглядывал на вокзал, когда приходили утренние электрички, проверял, не хулиганит ли кто. Вообще, у нас в Подлешной милиция больше всего следит за вокзалом. И правильно, там чаще всего случаются скандалы.

— Спасибо за информацию. Возможно, она поможет следствию. Завтра, когда разнесете молоко, загляните ко мне. Надо составить официальный протокол. А может быть, до утра вспомнятся еще какие-нибудь детали?

— Боюсь, что нет, пан майор. Рассказал все, что знал. Зайду обязательно, но только после восьми.

— Как вам удобнее. Я и сам, наверное, раньше восьми не вернусь из Варшавы.

Зборковский поклонился и вышел, а заведующая вернулась к гостю.

— Может быть, еще кофе, майор? — предложила она.

— Нет, спасибо. Кофе отличный, но одной чашки достаточно.

— Ну, как Стефанек? Узнали у него что-нибудь интересное?

— Пока трудно сказать, — осторожно ответил майор.

— Вы ужасно таинственны.

— Насколько я понимаю, вы и так все скоро узнаете. Большое спасибо за помощь в покупках и за кофе. Мне пора.

Майор попрощался с Нелисецкой и вернулся в отделение.

— Скажите, Михаляк, — спросил он, — у кого в Подлешной есть зеленый «фиат»?

— Только у доктора Воркуцкого, — ответил сержант. — Он купил его в прошлом году.

Прошло несколько дней. Неваровный каждый вечер бывал в кафе «Марысенька», где к нему уже привыкли и считали постоянным клиентом. Майор охотно рассказывал, что он человек одинокий, а теперь судьба забросила его в Подлешную, где нет никого из знакомых. Хозяйка кафе, пани Мария Ковальская, всегда приветствовала гостя любезной улыбкой, а иногда и подсаживалась к его столику. Остальные завсегдатаи обычно ограничивались поклоном или несколькими вежливыми фразами. Можно было сказать, что местное «высшее общество» еще не приняло нового коменданта как своего, но уже мирилось с его присутствием.

Однако в разговоре никто не упоминал об убийстве старшего сержанта Квасковяка. Один лишь раз доктор Воркуцкий сообщил Неваровному, что Общество друзей Подлешной решило установить на могиле бывшего коменданта гранитный памятник. Поначалу, как пояснил председатель Общества, он думал, что это единственная возможность помочь вдове, но потом обнаружилось, что сбор средств в пользу семьи погибшего дал неожиданный результат. Неваровный просто поразился, когда доктор назвал ему сумму. Поскольку майор знал, что пани Квасковяк получила хорошую работу в Рушкове, он больше не беспокоился о судьбе семьи убитого.