Николай Иванович улыбается:

«По-моему, искусствоведы посрамлены этим сном».

15 сентября.

У Витковских. Сумрак и мерцающее молчание. Длинные пряди времени падают на лоб часам.

ЕКАТ. ВАС.

В виде чего или в виде кого вы представляете себе время?

МЕЛИК-МЕЛКУМОВ

В виде Наполеона: тот же хмурый тяжелый взгляд и то же бесконечные порывы.

КУКЛИН

Тогда уж прибавьте: и тот же серый походный сюртук...

16 сентября.

Не знаю, где и как я оказался. Ряды домов, ночь по обеим сторонам улицы. Фонари погасли или ушли. Не знаю, сколько времени я простоял под окнами у Марии. Свет не горел. Несколько булыжных шагов взад и вперед по мостовой. Я хочу быть спиной ко всему, но я — ко всему лицом. Я закрываю глаза, ночь закрывает звезды, тишина закрывает все. Я отыскиваю незнакомую подворотню, я узнал ее по черным кирпичным сводам, по моей дрожи, по холоду и темноте. Кто это? Мария? Да, это не она. Такие же волосы, та же походка. Фонарь умер и стоит на ветру. Я прохожу под окнами. Одно открывается, голос Марии зовет. Я не слышу. Тогда она зовет громче. Я останавливаюсь. Фонарь посинел. От звезд на дома струятся светлые крыши. От набережной подуло камнем. Я не один, нас двое: я и я. Голос Марии натыкается в темноте. Я жив, как фонарь.

17 сентября.

У Куклина шестой день запой.

20 сентября.

Запой продолжается. Старшая дочь Куклина относит мое письмо Марии. Я прошу старшую дочь Куклина передать ей письмо. Я написал его.

Мария! Несколько слов — вот что я решаюсь Вам написать. Недавно ночью я слышал Ваш голос. Пусть он не был Вашим — я все-таки слышал его. Что было вокруг? Я не разглядел при свете мертвого фонаря. Знаю только, что была ночь. Я шел, чтобы пересечь город.

Дочь Куклина передаст Вам этот листок. Напишете мне?

Левицкий

Ответа не было. Я передал со старшей дочерью Куклина второе письмо.

Мария! Когда-то в старину фальшивомонетчикам заливали горло расплавленным оловом.

Ваше молчание заливает мне горло. Я сжимаю судорожными пальцами монету моей любви.

Фальшивую?

Левицкий

24 сентября.

У Витковских. Вечер. Темнота выступила из стен. Нету ни Истленьева, ни Пермякова. Куклин за все время не проронил ни слова, ни взгляда. Будто эти седые виски и лиловый нос принадлежат не ему, а сумраку. Потом, когда зажгли лампу, оказалось, что он исчез.

ЕКАТ. ВАС.

Попробуйте кинуть недовольный взгляд зеркалу — оно вам вернет его.

МАРИЯ

А если попробовать это же с часами?

ЛЕВИЦКИЙ

Часы ничего не возвращают, никогда.

МАРИЯ

Что с вами сегодня? Вы так серьезны!

ЛЕВИЦКИЙ

Серьезен, но не опасно.

ЕКАТ. ВАС.

Вы знаете, нынче я видела во сие Истленьева! Вот удивительно!.. Да... Но, из нас кто-нибудь когда-нибудь видел ли его наяву?

МАРИЯ

Анна?

АННА

Мария?

ЛЕВИЦКИЙ

Я видел, но это будет очень не скоро.

МАРИЯ

Но, Левицкий, вы нам не растолковали еще мамин сон! К чему же мог присниться Истленьев?

ЛЕВИЦКИЙ

К чьей-то свадьбе.

МАРИЯ

К свадьбе? Но почему?

ЛЕВИЦКИЙ

Истленьев — каллиграф. А каллиграфы снятся к свадьбе. Знаете, причудливый почерк судьбы, все эти завитушки...

ЕКАТ. ВАС.

А вот и чай на столе! Александр Григорьевич, я знаю, вы любите. Не правда ли?

ЛЕВИЦКИЙ

Чай даст особое чувство времени. Во времени, как в ночном небе, начинаешь различать яркие созвездия — мгновений.

ЕКАТ. ВАС.

О, вы — философ чая.

МАРИЯ

Философ и астроном.

ИСТЛЕНЬЕВ (неожиданно появляясь)

Здравствуйте!.. Добрый вечер!

ЕКАТ. ВАС.

Как! Это вы?!

ИСТЛЕНЬЕВ

Да... Я, право, не думал у вас оказаться.

ЕКАТ. ВАС.

А где же вы думали оказаться?

ИСТЛЕНЬЕВ (виновато)

У вас же.

МАРИЯ (поэту)

Пожалуйста, прочтите что-нибудь!

ПОЭТ

У меня есть одно творение. Правда, я забыл начало, но зато и конца не помню.

Графиня мрачно постучала По стенам черной пустоты. При свете люстр легло начало Ее вечерней красоты. Стояли очи прислонившись К громаде бледного лица. И было: темень ежась в нише И холод окон без конца. Графиня сказала: Сказала! И разом холод замолчал. А из углов далеких зала Вдруг князь старинный прозвучал. Кусок лица свинцово-каменный Упал у князя возле ног И взор его угрюмо-пламенный На тяжких плитах изнемог. Графиня стены раздвигала Дыханьем взгляда своего. И ледяным звучал устало Гранитный камень берегов...