Шрифт:
опять задумчиво ломал.
смывая время с циферблатов
тяжелых башенных часов,
хотел он будто саму вечность
закрыть на каменный засов.
его задумчивая сила
была так вогнуто-стальна,
что я, лорнет забросив в ножны,
стал неподвижно и стал на-
против грохочущего цвета
с его оттенком роковым,
чтоб род оружья выбрать вместе —
безалкогольного, увы!
Владимиру Горбатенко
селедка как золото блещет
в большом океанском краю,
и нет у меня чемодана
чтоб выразить скорость мою.
на крыше ночного вагона
среди оглушительных звезд
лечу как норд-вестная птица
туда, где соленый норд-ост,
туда, где задумчивы взрывы
среди аммонитовых скал,
где ветер не знает, не ищет —
того, кого знал и искал,
туда, где безмолвье безмолвно,
срываясь на шепот, на нет,
где вечные годы не знают
своих обмороженных лет.
не слишком ли позднею ранью
ты, время, сюда принеслось?
и взрежут ли рельсы безмолвье,
чтоб выразить все под откос?
ты знаешь дождь, прошедший дважды?
из них другой — всегда стальней.
не утолят зеркальной жажды
ряды наклонных тополей.
ведь с их вершин уже слетела
небес бесшумная чреда,
чтоб отраженное смятенье
не повторилось никогда
1
из небольшого сна ты прогоняешь тучи,
чтоб тихий звон воды не разбудил минут,
которые тогда стариннее и лучше,
когда с косым дождем на землю упадут;
которые тогда безумнее и глуше,
когда светлеет ночь от башенного дня,
когда и тусклый дождь и пасмурные души
уводит циферблат, чтоб выплакать до дна
2
ночь не хочет ни быть, ни казаться —
только чудиться хочет она,
чтобы древней ограды касаться
золотым полусном чугуна,
чтобы листья и осень и ветви
ни казаться, ни быть не могли,
но взлетать тишиной безответной —
от небес до бездонной земли
3
если дождь разломить посредине,
то услышишь прозрачную боль,
и в окне, как в пылающей льдине,
будет гаснуть излом голубой;
и ни время, ни осень, ни полдень
не закончатся, прежде чем сталь
свой обет дождевой не исполнит
над разломленной тенью моста
среди старинных слов,
как средь старинных дней,
мерцает мне одно —
старинное, ночное:
оно всех призрачней, быть может,
и темней,
и нынче, как свеча,
горит передо мною;
за ним все времена,
как все мгновенья, скрыты,
пред ним открыто все:
и даже этот вид —
что против флюгеров,
с их выржавевшим скрипом,
упорно на восток
и рвется и молчит
серебряней дождя,
серебрянее шпоры
звенел весенний час,
куда-то уходя.
и встречных тополей
таинственные споры
то шепотом, то вслух
касалися дитя.
казалось, что вокруг
уже настала вечность,
что от окна до звезд —
один лишь детский взгляд,
что если эта ночь
закончится беспечно,
то сразу хлынут дни
весенние подряд
снова полночь — прекрасна и странна.
пой, гитара. не сон и не явь,
а твои семиструнные страны
оборвутся, огнем прозвучав.
это пламя негаснущей раны,
это полночи звездная тишь.
ах, как странно поешь, семистранно —