Пробел третий. Общеизвестно, что в современном мире — в том числе и в России — распространенным является длительное сожительство, когда сущность отношений свидетельствует именно о семейных узах, но последние по разным причинам юридически не оформлены (у нас за неимением нужного термина в этом случае говорят о “гражданском браке”). До отмены института прописки и начала массовой приватизации жилья браки подчас не регистрировались (среди прочего) по причинам, связанным с советским жилищным законодательством. Теперь они не регистрируются по иным причинам — например, ради получения разного рода субсидий от государства. Однако сравнительно новым институтом стали те “гражданские браки”, которые вернее было бы назвать “пробными”: мужчина и женщина подолгу живут вместе и ведут совместное хозяйство, имея определенные планы на будущее. Нередко брак регистрируется только из-за того, что один из членов такой пары должен надолго выехать за границу. “Пробные” браки в России имеют свою специфику еще и потому, что у нас нет института помолвки.

Пробел четвертый. Считается, что в современной России возобладала ядерная семья. Это верно лишь отчасти. Во-первых, ядерная семья не могла бы столь успешно возделывать пресловутые “шесть соток”, с которых кормится огромная часть нашего населения, о чем неоднократно убедительно писал Симон Кордонский. Во-вторых, доходы наших граждан таковы, что в среднем работающий отец может прокормить и жену, и ребенка в течение весьма ограниченного времени. Чтобы свести концы с концами, мать ребенка должна поскорее вернуться к работе, а роль бесплатной няни придется играть бабушке, даже если для этого ей надо ехать на другой конец большого города, а то и в другой населенный пункт.

Разумеется, нельзя объять необъятное. Но нашлось же в двухтомнике место для двух обстоятельных статей о семейной жизни декабристов в сибирской ссылке — одна работа касается ссыльных, к которым приехали их жены или невесты, другая повествует о декабристах, фактическими женами которых по разным причинам стали представительницы иных, нежели дворянское, сословий.

Такая прихотливость в выборе сюжетов озадачивает.

Удивил меня и стиль многих публикаций. Во-первых, слова дискурс и дискурсивный во всевозможных сочетаниях употребляются многими авторами с частотой, извинительной разве что для студентов-первокурсников. Мировоззрение, миропонимание, теория, модель, ракурс, позиция, мнение, убеждение, точка зрения — все эти слова вытеснены на обочину вездесущим дискурсом . Во-вторых, недоумение вызывает изобилие ссылок на труды авторов из определенной “обоймы”. Сами по себе подобные ссылки могут быть необходимы или хотя бы уместны, но слишком часто они всего лишь орнаментальны. Так, именно орнаментальными выглядят ссылки на Соссюра, Фрейда, Волошинова, Проппа, Леви-Строса, Тынянова, Б. Успенского, Кристеву и М. Мосса в работе Д. Бычкова о жизни детей и подростков в интернатах. В контексте “надзирать и наказывать” естественны отсылки к Фуко и Бурдье, но при обсуждении проблемы сиротства странно не упомянуть Януша Корчака, зато сослаться на “Поэтику композиции” Б. Успенского.

Тем же грешат и авторы других статей. Впрочем, в немалой степени подобный упрек я бы адресовала и составителю. Например, С. Ушакин объясняет композицию рецензируемого сборника, ссылаясь на “монтажное восприятие”, характерное для кино и того стиля эссеистики, который в русской литературе блистательно воплотил Виктор Шкловский. Следует цитата из работы Шкловского об Эйзенштейне, заканчивающаяся фразой: “И вне монтажного восприятия, вероятно, восприятия нет...” Но понятие монтажа уже давно стало обиходным. Поэтому попытка построить сборник научных статей в надежде на эффект, порождаемый соединением на первый взгляд несоотносимого, с моей точки зрения, не нуждается в “подпорках” в виде ссылки на Шкловского — либо эта попытка удачна, либо нет.

К счастью, в двухтомнике есть и другие “модели” — если не для сборки, то для разумного подражания. Четыре статьи, такие разные и по стилю, и по теме, показались мне в равной степени интересными и даже образцовыми — каждая в своем роде.

Это работа Ильи Утехина о словесном насилии “Язык русских тараканов (к постановке вопроса)”, уже упоминавшаяся статья Линн Виссон о трудностях воспитания детей в русско-американских семьях, статья Сюзан Рид “Быт — не частное дело” и исследование Дмитрия Воронцова, посвященное стабильным мужским гомосексуальным парам.

Илья Утехин показал себя тонким аналитиком обыденности еще в книге “Очерки коммунального быта” (М., 2004). В контексте обсуждаемой статьи “тараканы” — это что-то вроде “пунктиков” или “заскоков”. Утехин анализирует такой способ общения в семье, при котором насилие осуществляется только через слово, зато неуклонно и предельно болезненно. Чаще всего старшие или “сильные” кричат на младших или “слабых”, якобы призывая их внять голосу здравого рассудка, а на деле осуществляя принцип “ты виноват уж тем, что хочется мне кушать”. Ведь фразы наподобие “ Отвечай, я тебя спрашиваю!” отнюдь не предполагают ответа. В качестве убедительного примера речевого насилия автор проанализировал стратегию общения Фомы Опискина из “Села Степанчикова” Достоевского. Суть подобного речевого насилия, по мнению Утехина, в том, что жертва “связана” невозможностью ни согласиться с высказыванием своего “палача”, ни оспорить его, ибо последний для “жертвы” слишком значим — в конечном счете просто любим.

Утехин полагает, что первым проанализировал ту же, что описанная Достоевским, схему коммуникации Грегори Бейтсон — американский антрополог, который назвал ее “схизмогенезом” — то есть поведением, лишающим личность возможности оставаться собой, вынуждающим “слабого” как бы раздваиваться. Введенный Бейтсоном (и прославивший его!) термин double bind в англо-американской научной традиции сыграл парадоксальную роль, сходную с бахтинским понятием диалога. (Утехин переводит double bind как “двойное связывание”, я бы перевела метафорой “двойной морской”, то есть узел, затягивающийся тем туже, чем больше натягивать концы веревки.) С помощью double bind пытались объяснить разные личностные конфликты, включая не только неврозы (это как раз естественно), но также и процессуально текущие психические заболевания — например, шизофрению с характерными для нее глубинными личностными изменениями (что по меньшей мере непродуктивно).

Статья Линн Виссон “Уроки воспитания Вани Смита: дети в российско-американских браках” посвящена проблемам воспитания детей в смешанных браках, обусловленных разными культурными нормативами в отношениях между детьми и родителями. Статья основана на опросах 150 супружеских пар из русско-американских семей, живущих в США и в России. В Америке родители могут заплатить ребенку за то, что он выполнил какую-то несложную работу по дому или саду; вне зависимости от материального положения семьи поощряется желание ребенка как можно раньше начать зарабатывать себе деньги на карманные расходы; американские отцы несут ббольшую нагрузку по дому, чем это принято в России.