«И БЛИЗКИ СМЕРТНЫЕ ЧЕРТЫ…»: ИЗБРАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
вернуться

Князев Всеволод Гаврилович
Шрифт:

«Плененный прелестью певучей…»

Плененный прелестью певучей Последней сладостной стрелы, Я говорю тебе: «О, мучай, — Мне и мучения светлы…» Я говорю тебе: «В разлуке Ты будешь также близок мне. Тобой целованные руки Сожгу, захочешь, на огне… Захочешь, и уйду в пустыни, И буду петь и петь хвалы, И будет солнцем мне, святыней Укол божественной стрелы». Весна 1912

«Вот наступил вечер… Я стою один на балконе…»

О.А.С.
Вот наступил вечер… Я стою один на балконе… Думаю всё только о Вас, о Вас… Ах, ужели это правда, что я целовал Ваши ладони, Что я на Вас смотрел долгий час?.. Записка?.. Нет… Нет, это не Вы писали! Правда, — ведь Вы далёкая, белая звезда? Вот я к Вам завтра приеду, — приеду и спрошу: «Вы ждали?» И что ж это будет, что будет, если я услышу: «да»!.. июль 1912 года

«Вы — милая, нежная Коломбина…»

Вы — милая, нежная Коломбина, Вся розовая в голубом. Портрет возле старого клавесина Белой девушки с желтым цветком! Нежно поцеловали, закрыв дверцу (А на шляпе желтое перо)… И разве не больно, не больно сердцу Знать, что я только Пьеро, Пьеро?..

ГАЗЭЛА. «Стрелу пускаю в солнца круг… Пронзи его!..»

Стрелу пускаю в солнца круг… Пронзи его! За то, что светит миру мук, – пронзи его!.. Пусть все вокруг ослеплены, – я не хочу! Пусть знает, как мой лук упруг… Пронзи его! Но сердце, – ах, опять, как встарь, – вновь влюблено… О, мой последний милый друг, – пронзи его!..

«Я сегодня катался, веселый, по набережной Невы!..»

Я сегодня катался, веселый, по набережной Невы! А сердце, – ах, оно разрывалось от муки!.. Знать, что рядом не Вы, не Вы, Знать, что другие целуют Ваши руки! Потом… Я не помню… Играли «Лакмэ», Кто-то смеялся, что я близок к смерти… «A mon poete et bien-aime» [2] – В сотый раз перечитываю на милом конверте…

2

"Моему поэту и возлюбленному" (фр.).

«Твои ручки и глазки в тревоге…»

Любовью лёгкою играя,

вошли мы только в первый рай…

Фёд. Сологуб

Твои ручки и глазки в тревоге Сна любовного я целовал, И всё время неясный и строгий, — Кто, не знаю, — меж нами стоял… Но когда, распалённый, сгорая, Я к твоей прикоснулся груди, Я вошёл в двери первого рая, Позабыв странно-слышное: жди… Я пришёл с тобой к первому раю Поцелуйною нежной игрой… И я знаю, я знаю, я знаю, Мы, как боги, войдём в рай второй.

«Дождь… всюду мокро… никуда ни встать, ни сесть…»

Дождь… всюду мокро… никуда ни встать, ни сесть… Я иду, и на дожде мои никто не заметит слезы… Иду, никого не видя, никому не отдавая честь, А на груди, ах, на груди у меня две алые, алые розы!.. Ее милые руки я вчера целовал в последний раз, И она дала мне розы и нежно поцеловала… «Я не могу не думать… и не желать Вас»… Бедное сердце, что же ты биться перестало?..

В АЛЬБОМ

Когда-то прежде я мог писать стихи в альбомы И говорить в них о вуалях, говорить о стрелах, И о том, что сердце изнывает от любовной истомы… «Ах, если бы коснуться рук белых!..» Но теперь я ничего не помню, ничего не знаю, – Все слова и желания где-то бесконечно далеко… Что же можно желать, когда я пришел к светлому раю, Когда две пунцовые розы в стихах Блока!..

М. А. КУЗМИНУ

Нет, не зови меня, не пой, не улыбайся…

М. Kyзмин (К С.Л.И.)

Ах, не зови меня, любимец Аполлона, Будить напрасной лиры звон. Меня уж не пленит любовная Верона И ранней розы небосклон. И где, где мне найти созвучья и напевы, Созвучные струнам твоим, Чтобы, венок из роз плетя, хариты – девы Сказали: «им двоим, двоим»… Я знаю, сердцем мне ты говоришь: «мужайся, Приливом сменится отлив»… Нет, не зови меня… но пой и улыбайся В венке из лавров и олив. 7 сент. 1912 г.