На обратном пути они долго молчали, завидуя Елизавете и строя свои планы на будущее. Им очень хотелось так же вот улететь, но осталось несколько важных дел. Их можно завершить за два, ну три дня.

И тогда… «Прощай, немытая Россия».

– Сейчас едем к тебе, – начал Лобачев сухим, деловым тоном. – Ты заверши всё в квартире и завези чемоданы в офис. Завтра Караваев первых покупателей привезет… Мы сейчас у него отпечатки и пленку возьмем – и к Елагиной. Она сегодня же должна деньги на наш счет перевести. Сделает – куда денется! Я ей пригрожу, что мы можем перед этим Борисом Петровичем открыться, и тогда получит она вместо покорного слуги крепкого врага…

– Да уж, Федя. Ты ее крепко припугни. Пусть как можно больше денег пересылает…

– Любезная дама – спасибо за подсказку, – весело, с лучезарной улыбкой откликнулся Лобачев, который в этот же момент с неожиданной злостью подумал: «Индюк ты, Вова. Неужели ты серьезно думаешь, что лучше меня знаешь, как разговаривать с Елагиной. Или я не понимаю, что иметь больше денег – лучше, чем иметь их меньше. Впрочем, сегодня это тебе прощается, сегодня у тебя в головке сумбур должен быть – рога пробиваются, думать мешают».

– Ты, конечно, прав, Володя. Я очень серьезно продумаю разговор с Елагиной, – примиренчески, как бы извиняясь за свою неуместную шутку, произнес Лобачев. – Елагина – тертый калач, с ней очень осторожно надо. Но ведь все козыри у нас в руках… После Елагиной поеду на твою дачу. Здесь надо быстро и наверняка с этой Галаевой решить. Пусть выбирает: деньги и молчание или… И после этого надо будет Слесаря отпустить.

Лобачев ожидал, что разговор с Елагиной будет сложным, но ошибся. Удивительная женщина – миллионный вопрос она решила за пять минут.

Быстро просмотрев фотографии и документы, написанные Корноуховым, она только уточнила «место захоронения» и отдала необходимые распоряжения главному бухгалтеру. После этого она неожиданно заботливо обратилась к Лобачеву:

– Все в порядке, Николай Николаевич. Можете не беспокоиться. Завтра в одиннадцать звоните в Будапешт – деньги будут на вашем счету. – Она хитровато улыбнулась и продолжила: – Есть у меня уверенность, Николай, что вы не Николай. И еще, есть такое чувство, что наш новый общий друг может понадобиться вам несколько раньше, чем мне… Если что, мы с Корноуховым всегда готовы вам услужить… Не пропадайте. У меня, кстати, есть еще пара главных героев для ваших спектаклей. Только уж теперь не у меня на даче – вы мне весь участок так перепашете… Через две недельки появляйтесь, и о дальнейших планах поговорим. Всего доброго… Николай!

Лобачев не мог не радоваться ходу событий. И только где-то в глубине затаилась холодная, жестокая и ехидная мысль: если несколько дел подряд проведено очень успешно, значит, впереди ждет очень крупная неприятность.

Лобачев твердо знал это правило… Оно называлось «Закон подлости»…

Но из любых правил есть исключение. А он любил работать не по правилам, а лихо проскакивать в эти самые исключения из правил.

Осталось только с Галаевой вопрос решить, и можно хвататься за чемоданы.

С этой дамочкой тактика разговора проста: или-или… Лобачев осторожно свернул с основного шоссе и начал медленно пробираться по улочкам Валентиновки.

По тем самым улочкам, по которым час назад проехала светлая «Волга» Савенкова.

Борис Петрович вернулся домой около часа ночи. Он предстал перед женой в жалком и одновременно очень комичном виде: взъерошенный, в чужом спортивном костюме и с дорогим черным кейсом в руках.

Он быстро рассказал жене довольно правдоподобную историю о том, как он присутствовал на очень важном следственном эксперименте в подмосковном лесу и как, пытаясь задержать подследственного, соскользнул в болото. Этот рассказ объяснял все – и его нервозность, и усталость, и испачканные в земле руки.

Корноухов отказался от ужина и бросился спать, подсознательно надеясь, что завтра утром все встанет на свои места. В шкафу его будет ждать вчерашний костюм и любимый галстук, а тот сон со зверским убийством на даче забудется… Как это и положено кошмарному сну.

Видно, эта мысль не оставляла его всю ночь, потому что утром он быстро бросился к шкафу, но сразу остановился, увидев на стуле смятый спортивный костюм, который дал ему вчера майор.

Значит, его вещи со следами крови остались там, на даче, или перекочевали в другое, более надежное, место… И будут долго там лежать как возможные вещественные доказательства.

Именно так!

Борис Петрович вдруг вспомнил, как майор, повертев в руках его маленькую записную книжку, обмакнул ее в лужицу крови и запихнул в карман его брюк. Теперь понятно, зачем. Все должно быть скреплено: брюки, ее кровь, его блокнот…

Да причем здесь брюки! Он вчера собственноручно такие признания написал…

А бумажник в могиле, а фотографии, а отпечатки, а водитель, который его привез, а таксист, который домой отвозил… Не зря майор вчера номер машины записал.

Да, доказательств на десять убийств хватит… А тут еще «с особой жестокостью и цинизмом».