Филипп украдкой наблюдал за женой. Она держалась в седле превосходно – сидела величественно и прямо, высоко держа голову. И сразу же чувствовалось, что она была очень неплохой наездницей – конь слушался ее безропотно. Поводья она держала именно так, как следовало – безо всякого напряжения. А ее юбки…

Филипп повернул голову, чтобы получше разглядеть жену. И тотчас же понял, что она задрала юбки слишком уж высоко, до неприличия высоко.

Тут Шарлотта вдруг взглянула на него и со вздохом сказала:

– А я ведь ни разу не ездила в Уорикшир с тех пор, как мы поженились.

Филипп пожал плечами и отвел глаза. Затем, осознав, что ведет себя как мальчишка, пристально посмотрел на жену и спросил:

– Неужели?

Она с усмешкой кивнула:

– Да, ни разу.

– Не может быть. – Филипп нахмурился. – Ведь я езжу в Рутвен… по крайней мере, шесть раз в год.

Шарлотта громко рассмеялась:

– Совершенно верно, милорд. Примерно шесть раз в год. Но дело в том, что я никогда не ездила с тобой. Хотя нет ничего удивительного в том, что ты не замечал моего отсутствия. По правде говоря, я бы даже и не знала, когда ты уезжаешь, если бы ты каждый раз не забирал с собой дворецкого.

Герцог промолчал. Какое-то время он пристально смотрел на жену, потом тихо спросил:

– Боишься туда возвращаться?

Шарлотта криво усмехнулась:

– Ты, Филипп, должно быть, сумасшедший, если считаешь, что я когда-нибудь признаюсь тебе в этом.

– Но сейчас ведь признаешься, не так ли? – Он смотрел на нее все так же пристально. Смотрел так, словно увидел впервые. – Шарлотта, почему?

Горестно вздохнув, Шарлотта отвела глаза.

– Когда я в последний раз видела своих родителей, они сказали, чтобы я больше не показывалась в их доме, если выйду за тебя.

Филипп презрительно рассмеялся:

– Трудно представить родителей, не пожелавших выдать свою дочь замуж за герцога.

Шарлотта снова взглянула на мужа:

– Ты прекрасно все понимаешь, Филипп. Речь шла не о герцоге вообще, а именно о тебе.

– Да, конечно. – Он немного помолчал. – Но ведь твой брат не умер. Всего лишь несколько сломанных ребер, вот и все.

– Но он все-таки их сын, – возразила Шарлотта. – И я абсолютно уверена: отец отказался от него лишь для того, чтобы принудить его принять на себя ответственность.

Глядя прямо перед собой, герцог тихо сказал:

– Как бы то ни было, Итан это заслужил.

– Приветствую, – сказал Итан.

Филипп повернулся к дворецкому:

– Можешь идти, Фэллон.

Дождавшись, когда дворецкий удалится, герцог повернулся к человеку, стоявшему у его порога, к человеку, когда-то считавшемуся его ближайшим другом. Увы, этот «друг» предал его…

А за спиной Итана, в нескольких ярдах от него, стояла Шарлотта, делавшая вид, что все происходящее совершенно ее не интересует.

Филипп попытался закрыть дверь, но Итан, подставив плечо, с силой надавил на дверь, снова ее распахнув, затем вошел в просторный мраморный холл.

– Всего лишь пять минут, – заявил он. – Это все, о чем я прошу.

– Значит, ты вернулся,- проворчал Филипп, нахмурившись. – Знаешь, я слышал, что она бросила тебя.

– Ты её видел?! А как она…

– Нет, я не видел ее, – перебил Филипп. Он не стремился ее увидеть. Потому что Джоанна тоже его предала.

Итан сокрушенно покачал головой. Потупившись, пробормотал:

– Филипп, я пришел, чтобы извиниться.

– Извиниться? – эхом повторил герцог. Неужели этот человек полагал, что он мог заслужить прощение после того, как похитил среди ночи невесту герцога Радерфорда? Неужели думал, что подобное можно простить? Похоже, он действительно так думал. И, следовательно, понятия не имел о том, что такое честь джентльмена.

Да-да, конечно, не имел! И не должен был иметь.

Потому что его, Филиппа, дед все-таки оказался прав, когда заявил, что отпрыски сквайра – ничем не лучше простолюдинов. А ведь Итан Шеффилд – всего лишь сын сквайра. Впрочем, теперь уже даже не сын, поскольку родители от него отказались.

Итан со вздохом кивнул:

– Да, хочу извиниться. Прости меня. Филипп, я не хотел… Так уж получилось…

Герцог невольно сжал кулаки.

– Ты уйдешь из моего дома сейчас же. И если когда-нибудь снова увидишь меня, то будешь обращаться ко мне «ваша светлость».

Итан уставился на него в изумлении. Потом, усмехнувшись, сказал:

– Только не надо изображать из себя надменного аристократа. Да, ты герцог, но это не означает, что мы с тобой не можем…

– Уходи. Немедленно уходи. – Герцог приблизился к своему бывшему другу, когда-то – лучшему другу, почти брату, а сейчас – совершенно чужому человеку и даже врагу.