Казалось бы, именно к этому она и стремилась все последние три года, но вот теперь вдруг выяснилось… О, она ведь совершенно к этому не готова! Не готова к разводу… Не готова расстаться с Филиппом…

Да, она три года мечтала о свободе и думала о том, чем займется после обретения свободы. А теперь вдруг обнаружила, что даже не может вспомнить, что это были за мечты.

Да, конечно, развод произойдет не сразу даже в том случае, если суд даст положительный ответ на прошение Филиппа. Процесс займет месяцы, возможно, год, – но что потом?!

Женится ли он снова? Будет ли любить новую жену? Будет ли с нежностью смотреть ей в глаза и писать для нее стихи, которые заставят ее смеяться и плакать одновременно?

Эмма посмотрела на нее с беспокойством:

– Шарлотта, ты в порядке? Ты выглядишь… как-то странно.

– Я в полном порядке. И чувствую себя… замечательно! – Последние слова Шарлотта произнесла с таким отчаянием в голосе, что подруга невольно от нее отшатнулась.

Снова окинув взглядом зал, Шарлотта заметила, что на нее по-прежнему поглядывали с любопытством. Но теперь-то Шарлотта понимала: люди смотрели на нее так вовсе не потому, что она считалась падшей женщиной, «скандальной герцогиней», – нет, на нее сейчас таращились только из-за развода. О, как же она ненавидела всех этих сплетников! Ненавидела из-за того, что они узнали об этом первые…

Тут музыканты встали и поклонились слушателям, и это означало, что начался антракт. Тут же раздались аплодисменты, но Шарлотта их не слышала, в ушах у нее звучало лишь слово «развод».

– Шарлотта, ты что, не слышишь меня? – Подруга подтолкнула ее локтем. – Знаешь, я уверена, что он отзовет прошение, если ты попросишь. Ты ведь огорчилась, верно?

– Огорчилась? С какой стати? – пробормотала Шарлотта. – Ведь именно этого я всегда и хотела.

Эмма внимательно посмотрела на подругу. Затем, кивнув, прошептала:

– Да, конечно. Именно того.

Во время антракта Эмма предложила уйти, но Шарлотта отказалась. Она решила, что останется на весь концерт. И пусть сплетники говорят все, что им хочется. Да-да, пусть болтают!

– Ох, сколько же их тут… --проворчала Шарлотта, потягивая пунш. – Ужасная давка…

Эмма с улыбкой пожала плечами:

– Да, Пожалуй, что давка. Но вовсе не ужасная. Мне, например, нравится, когда вокруг много людей. Очень интересно за ними наблюдать. – Придвинувшись к подруге, Эмма тихо прошептала: – Говорят, ты переспала с половиной мужского населения Лондона. Можно подумать, у тебя такой отвратительный вкус. Возможно, в Лондоне и найдется несколько мужчин, достойных внимания, но все остальные… – Эмма умолкла и выразительно взмахнула руками.

Но Шарлотта даже не взглянула на подругу – она вдруг услышала его голос. Обернувшись, она увидела Филиппа, пробиравшегося сквозь толпу. И он смотрел прямо на нее.

– Да, конечно, – говорила Эмма, – у Блэкуэлла стеклянный глаз после войны, но все же я считаю…

Шарлотта подтолкнула подругу:

– Он здесь.

Эмма завертела головой:

– Кто, Блэкуэлл? Где он? Не вижу…

– Нет, мой му… То есть его светлость. – Филипп приближался к ним, и Шарлотта спрашивала себя: «Почему он пришел сюда? Чтобы подтвердить слух? Или решил опровергнуть его?» И она вдруг поняла: ей ужасно хочется, чтобы последнее ее предположение оказалось правдой.

– О!… – Эмма наконец-то увидела герцога, – Может, мне снова притвориться больной?

Шарлотта не успела ответить, так как Филипп уже стоял перед ней. Едва заметно кивнув, она сказала:

– Добрый вечер, ваша светлость.

– Шарлотта… – Он улыбнулся и поднес к губам ее руку, обтянутую перчаткой. Но даже сквозь перчатку она чувствовала жар, исходивший от его губ.

Сердце Шарлотты болезненно сжималось при каждом ударе. «Я ненавижу его, люблю, ненавижу, люблю», – мысленно твердила она.

Он опустил ее руку, но по-прежнему сжимал в своей.

– Улыбайся, любимая. Улыбайся, чтобы все видели.

Эмма откашлялась и пробормотала:

– Я буду неподалеку. Совеем рядом.

Шарлотта видела, как подруга повернулась к ним спиной и отошла в сторону, но недалеко, – чтобы расслышать все, о чем они с Филиппом будут говорить. И тут она вдруг почувствовала, что ее губы словно сами собой растягиваются в улыбке. Да, она улыбалась, потому что Филипп ее об этом попросил.

– Ты хотел что-то мне сообщить? – спросила Шарлотта.

Тоже улыбаясь, он кивнул:

– Да. Речь о разводе. Видишь ли, обвинение в супружеской измене показалось мне самым простым способом подать прошение, но ужасно неприятно, что о тебе плохо подумают.

Почувствовав, что улыбка ее превратилась в болезненную гримасу, Шарлотта пробормотала:

– Значит, слухи о разводе – это правда?

– Правда, Шарлотта. – Тут он наконец выпустил ее руку. – И я очень надеюсь, что когда-нибудь ты меня простишь.

Филипп по-прежнему смотрел ей в глаза, и Шарлотта, не выдержав его взгляда, отвернулась. Но уже через несколько секунд она снова на него взглянула, она не могла на него не смотреть.