Сева усмехнулся и замолчал, попивая чай, а мебель вокруг вздыхала и поскрипывала в полумраке, и игриво покачивал дверцами шкафчик-кабинет, приглашая поиграть. Сонно что-то бормотала софа на золоченых ножках, предпочитающая принимать на себя только женщин и непременно хрупких. Массивный дубовый буфет в углу был погружен в воспоминания о французской семье, в которой он жил до середины девятнадцатого века и к которой был очень привязан. Дремал старый классический секретер, довольный тем, что уже много лет его нутро совершенно пусто. Отреставрированный диван с фигурными выступами на спинке скучал по своей гобеленовой обивке, на которой были выписаны музыкантки-флейтистки, а новая, разрисованная цветами, ему отчаянно не нравилась. Шкафчик в китайском стиле грезил о ветре, прилетающем из апельсиновых рощ. Кажущиеся отчаянно надменными стулья с алой бархатной обивкой с удовольствием бы поиграли с кем-нибудь в лошадки. Дубовые резные стулья желали, чтоб на них немедленно кто-нибудь сел с размаху, а стулья с парчовыми сиденьями предпочитали вежливое обращение. Хрупкий журнальный столик боялся, что его в любую секунду сломают, и требовал не ставить на него тяжелые предметы, и сейчас в который раз силился сбросить с себя бронзовые часы. Трюмо с нетерпением ждало кого-нибудь, кто начнет перед ним прихорашиваться, а индийская скамеечка с таким же нетерпением ждала кого-нибудь, чтоб его уронить. Изящное креслице зазывало Эшу посидеть в нем, но Эша уже отлично знала, что у креслица сволочной характер, и сладить с ним невозможно. Тонконогое чопорное дамское бюро скучало по временам, когда пели романсы, а две стоявшие рядом горки-витрины - одна из груши, другая из ясеня - не выносили друг друга и желали пребывать на разных этажах. Но громче всех слышался массивный купеческий стол из соседней комнаты - ему хотелось, чтобы убрали вообще всю мебель, кроме него, а за ним устроили развеселое застолье с плясками и битьем посуды. Разностильная и разновозрастная, суровая и легкомысленная, аляповатая и предельно строгая, молчаливая и разговорчивая, погруженная во мрак и ловящая отблески каминного пламени стояла вокруг мебель, и каждой ведомы были свои тайны, и у каждой были свои желания и свои предпочтения, и, несмотря на их разнообразие, больше всего она жаждала любви и внимания, и Эша слушала ее удивленно и увлеченно, иногда задавая вопросы на этом странном языке без слов. Кто-то не нравился ей, кому-то не нравилась она, но, тем не менее, беседа ладилась - настолько, что кое-кто из предметов обстановки уже был не прочь на пару с ней устроить какую-нибудь совместную пакость и интересовался идеями, и дубовый буфет негодовал, словно престарелый лорд, в фамильном замке которого озорничает детвора.

"Господи, я больше не думаю о них "что"!" - вдруг ошеломленно поняла Шталь.

Это была катастрофа.

* * *

– Трогательная история, - констатировал Ейщаров совершенно нетрогательным голосом.
– Очень трогательная и поучительная история.

– Да, - согласилась Эша, сваливая вещи в багажник.
– У меня до сих пор внутри что-то пощипывает.

Ейщаров хмыкнул, после чего цинично предположил, что Эша, вероятно, съела что-нибудь не то. Шталь немедленно обиделась и выставила счет за травму головы.

– Ладно, ладно, - примирительно проворчал Олег Георгиевич, - в следующий раз будете чаще оглядываться. А как ваша голова вообще?

– Плохо!
– Эша хлопнула багажником.
– Кстати, предупредите, когда начнете кричать.

– Чтобы вы отодвинули телефон подальше? Нет уж, кричать я начну совершенно неожиданно. Впрочем кричать мне на вас не за что. Ненужная и неважная конспирация, затянутое расследование, неосмотрительность - это, конечно, плохо. Но то, что вы сделали... кстати, почему вы это сделали?

– Потому что... А можно, я скажу попозже? Я еще не придумала.

– Можете вообще не говорить, - милостиво разрешил Ейщаров.
– Забавно, Эша, что общение с вещами, похоже, добавило вам немного человечности в отношении к людям.

– Разве раньше я была бесчеловечной?
– Эша раздраженно открыла дверцу и плюхнулась на сиденье.
– Олег Георгиевич, наш контракт, конечно, подразумевал ругань с вашей стороны за проступки с моей стороны. Но он никоим образом не подразумевал чтение моралей! Барный стул заберете из гостиницы. Как там у нас дела с Череповцом?

– Никак, - лениво ответил Ейщаров.
– Туда уже ехать не нужно.

– Ага, я же вам говорила! Он оттуда смотался, пока я... А куда ж мне теперь?

– Отдохните пока, вам не помешает. Я с вами свяжусь позже.

– Ой, кстати о той табуретке, - Эша захлопнула дверцу, глядя на раскачивающиеся вокруг площади ивы.
– Сева вспомнил ее, но не знает, как она попала в Буй. А вот насчет тех двух кресел я забыла его спросить.

– Вы не забыли, - мягко сказал Ейщаров.
– Думаю, вы просто не решились его спросить. Ничего страшного, Эша. Правда. Всего доброго.

Шталь прикрыла веки, с тоской подумав, почему Олег Георгиевич не может всегда быть таким милым и вежливым, но тут же распахнула глаза, когда кто-то вежливо постучал в боковое стекло.

– О!
– она опустила стекло и выглянула в окошко.
– Ну, как поживают ваши тумбочки?

– Передавали тебе привет, - стоявший рядом с "фабией" Сева ухмыльнулся, после чего, осторожно оглянувшись, вновь вернул на лицо старое отрешенно-взлетающее выражение и прислонился к машине. У его ног притулилась большая спортивная сумка.

– Ну, так поцелуй их от моего имени, - Эша втянула голову в салон.
– Тебя я уже поцеловала вчера, даже два раза, так что приходить сегодня было необязательно. Впрочем, до свидания.

– Я еду с тобой, - сурово сообщил Сева, и Шталь снова высунула голову.

– Кто тебе сказал такую глупость?

– Я все обсудил с дядей. Позавчера мне исполнилось восемнадцать. Все, хватит, я решил уйти!

– Иди!
– Эша махнула рукой в сторону фонтана и опять спряталась в машину.

– Я тебе соврал.

– Да ну?
– удивилась Эша, поворачивая ключ.
– Это который из эпизодов ты имеешь в виду? Их ведь было довольно много.

– Я знаю одного, - Сева наклонился ниже.
– Я встречал одного Говорящего. Я знаю, кто он, знаю, как он выглядит. Я могу тебе помочь его найти.

– Единственное, чем ты можешь мне помочь, так это информацией, - Эша просунула руку в окно и дружелюбно похлопала Севу по руке.
– Кто этот...