– Это как же понимать?

– Вот и я тебя спрашиваю!
– Лена не сводила глаз с его пальцев, каждый из которых венчал сильно изогнутый грязно-белый ноготь, по длине намного превышающий сам палец. С двух ногтей свисали темно-синие нитки. Ногти слоились, потрескались и выглядели довольно неряшливо. Игорь медленно пошевелил пальцами, и это движение вызвало у сестры новый нервный взвизг. Он в смятении опустил глаза. Там, где пару минут назад была его голая грудь, теперь лежало что-то пепельное и невероятно запутанное - то ли старая тряпка, то ли не менее старая мочалка. Он тряхнул головой, и тряпка шевельнулась. Он опустил глаза ниже и узрел выпирающие из срезанных носков тапочек жуткие, невероятно скрученные и перепутанные желтоватые роговые выросты.

– Что это такое?!
– негодующе завопил Игорь, вскакивая и подхватывая свои штаны, которые немедленно скользнули вниз, воткнув при этом собственные ногти себе же в бедра и снова завопив - на этот раз еще и от боли.
– Мне к девяти надо быть на совещании!

Он на пятках добежал до прихожей и, включив свет, уставился на себя в зеркало, откуда на него диким взором посмотрел немолодой уже человек с огромной лысиной, подернутым морщинами одутловатым лицом и длиннющей неряшливой бородой, доходящей почти до пояса. Кто бы ни был этот человек в зеркале, Игорем Пашковским он быть никак не мог! Игорю Пашковскому тридцать пять лет. Зазеркальному же видению явно далеко за шестьдесят.

– Ты не можешь идти на улицу в таком виде, - заметила сестра, влетая следом в прихожую.
– Если это не шутка, значит, это что-то гормональное. Я смотрела передачу...

– Вызови "скорую", - сипло сказал Игорь, с размаху усаживаясь на пуфик и пытаясь прижать ладонь к груди.
– По-моему, у меня сердечный приступ.

* * *

Один человек лежал в постели, а другой стоял рядом и смотрел на него, напряженно вслушиваясь в монотонное попискивание приборов. Потом аккуратно поправил уголок простыни, разрисованной ромашками и дотронулся до лежащей поверх руки. Рука была неподвижной и на ощупь казалась сухой, словно обтягивающая кости и мышцы кожа была картонной. Дверь в палату отворилась, впуская молоденькую, очень серьезную медсестру, и человек, обернувшись, поприветствовал ее кивком.

– Заведующий хочет поговорить с вами, - сообщила девушка.
– Это насчет денег.

– Деньги будут, - рассеянно произнес стоящий.
– Все будет...

Он снял с тумбочки дешевый розовый будильничек в виде избушки, обтер рукавом циферблат и поставил на место. Потом вытащил тонкую пачку денег и протянул медсестре, принявшей их все с тем же серьезным видом.

– Смотри же, Ниночка, чтоб с часами ничего не случилось.

– Конечно, - медсестра кивнула, - но их бы починить следовало. Они же всегда неправильное время показывают.

– Для него в самый раз, - сказал человек неожиданно жестко, еще раз дотронулся до неподвижной руки и вышел. Ниночка вслед пожала плечами. Она закончила медучилище меньше года назад и еще не успела обрести достаточно положенной циничности, но прекрасно понимала, что, вероятней всего, лежащему в этой палате часы уже никогда не понадобятся.

* * *

– Ты меня наколол!
– мрачно сказала Шталь, овевая оппонента сигаретным дымом и осыпая сигаретным же пеплом, и оппонент морщился, вяло отмахиваясь.

– Вовсе нет. То есть... да... То есть, не совсем... В общем... это как посмотреть... но не так уж прямо...

– Весь этот набор фраз объединяется в одно понятие - "наколоть"! Ты не знаешь, кто он. Ты не знаешь, где он. Тем более, ты не знаешь его собеседников. Ты просто однажды видел какого-то типа. С чем он говорит?! С лифчиками? С чайными ложками? Со штангенциркулями? С карнизами для штор? Вот болван!

– Ты знаешь, что нельзя так разговаривать с инвалидами?
– поинтересовался Сева.

– Да, - Эша свирепо крутанула руль на повороте.
– А что?

– Я просто спросил, - примирительно сказал он и открыл ноутбук.
– Зачем ты так нервничаешь, Эша?

– Я нервничаю, потому что мы подъезжаем к Аркудинску, а Шая - всего в часе езды от него! На самом деле это ничего не значит, просто там есть один человек...

– Это с которым ты вчера по телефону говорила?
– Сева улыбнулся, нажимая на клавиши.
– Было очень смешно слушать. Вы всегда так говорите? Это ведь он отправил тебя нас искать? А почему ты боишься ему сказать, где ты на самом деле?

– Я не боюсь!
– огрызнулась Эша.
– Просто тогда он может узнать, что ты со мной. Ничего ужасного в этом, конечно, нет, но мне кажется, что он это не одобрит. А когда он чего-то не одобряет, то...

– Тебя урезают в зарплате, - закончил Сева, чуть помрачнев.
– Тебя всегда в первую очередь беспокоит только это? А ты не пробовала думать не только о деньгах?

– А зачем мне это делать?

– Просто...

– Между прочим, когда я на той даче отвязывала тебя от балки...