Леди Лавина Байт меня поразила. Нет, были подозрения, что у молодой женщины не может быть взрослого сына, но чтобы настолько… В центре скудно обставленной комнаты стояла старуха. Глухое темное платье старинного покроя подчеркивало сухопарую фигуру — в столице так одеваются лишь те, кто не следит за модой или вовсе ее презирает. Старинный же остроконечный головной убор полностью скрывал волосы. Желтоватое лицо было лишено мягких линий. Поджатые тонкие губы. Чем-то похожий на клюв хищной птицы нос, пристальный взгляд светло-голубых глаз.

— Миледи. — Сделав три шага вперед, Анджелин Мас поклонился, явив меня на обозрение графини. — Чем могу быть полезен?

— Полезен. — Она с презрением повторила это слово и так посмотрела в мою сторону, что захотелось бухнуться на четвереньки и, уткнувшись носом в пол, не распрямляться больше никогда. — Вы, Анджелин, долгое время действительно были полезны нашему семейству, но с недавних пор стали позволять себе лишнее!

— Простите, миледи, но…

— Не стоит забывать, что это вы состоите на службе и именно благодаря моей протекции король утвердил вас на должности градоправителя! Однако точно так же по моей протекции вас могут и лишить занимаемой должности. Чем вы тогда будете заниматься?

Анджелин неопределенно хмыкнул, но вслух ничего не сказал.

— Ваше происхождение… да-да, я помню о вашем происхождении, — продолжала графиня, — еще не дает вам права поступать так, как вам заблагорассудится, и превышать должностные полномочия.

— Уверяю вас, миледи, что…

— А вы превысили свои полномочия, забыв, кто вы такой! — вторично перебила графиня своего собеседника. — Вы понимаете, что произошло?

— Прекрасно понимаю, леди…

— Тогда почему, — голос ее упал до какого-то змеиного шипения, — вы это допустили? Как вы посмели?

— Леди, ваш сын нарушил закон!

— Он ничего не нарушал!

— Но в Уставе города есть пункт…

— Этот Устав был утвержден еще моим покойным мужем. Он нуждается в переработке!

— Уверяю вас, леди…

— Мне лучше знать! Кто дал вам право считать моего сына преступником?

Вот и добрались до самого главного.

— Леди, виконт Ладиан сам повел себя…

— Неважно, как он себя повел! Мальчик не нарушил ни одного — слышите, ни одного! — закона. Они с друзьями развлекались, ясно вам? В Уставе города, которым вы изволите прикрываться, нет ни одного пункта, касающегося запрета на развлечения…

— Но есть пункт о контроле за перемещением по городу и его окрестностям в условиях…

— Вы еще ставите нам условия? — Она уже почти шипела. Сходство со старой змеей, которая перед линькой становится раздражительной и бросается на все, что движется, было таким поразительным, что я счел за благо попятиться к дверям. Тем более что на меня обращали не больше внимания, чем на пустой по случаю летнего дня камин.

— Миледи, я выполняю свою работу. — Голос градоправителя оставался спокойным.

— Хватаете людей по любому поводу и сажаете их в тюрьму? Это ваша работа? Это произвол и превышение полномочий! И я требую, чтобы мой сын был немедленно освобожден, как и все его друзья. А вы — лично вы! — должны сделать все, чтобы замять это дело и принести им свои извинения. Публично!

Ой, мама! Вот это я попал! Свидетелей подобного унижения обычно не оставляют в живых. Гордость заставит Анджелина сорвать на мне досаду. Так, бежать отсюда, пока не поздно! Благо, до двери всего пара шагов, да и приоткрыта она так гостеприимно — легко смогу проскользнуть в щелку…

— Я этого не сделаю, миледи.

Что? Он сумасшедший!

— Что? — озвучила мои мысли графиня. — Вы сошли с ума? Как это — не сделаете?

— Ваш сын не просто нарушал закон о комендантском часе, введенный мною несколько дней назад. — Голос Анджелина оставался таким же ровным, словно он не оправдывался перед графиней, а выступал в палате лордов. — Ему и его спутникам инкриминируется осквернение могил на жальнике и использование магии без образования и соответствующего разрешения. Плюс один из них совершил попытку покушения на представителя власти. Это деяние подпадает под «Закон о наказаниях» и предполагает лишение свободы на срок от трех до десяти суток в зависимости от серьезности попытки для знатных людей и от трех до десяти месяцев для простолюдинов. И учтите, миледи, что грань между попыткой покушения и самим покушением настолько тонкая, что три дня легко можно превратить в три месяца! Или три года.

Последнее было добавлено другим тоном — наверняка для моих ушей.

Это оказалось последней каплей. Не стал слушать, что ответит графиня на этот выпад, и юркнул за порог.

Впрочем, бежать куда глаза глядят было рано. Хотя бы потому, что я находился в замке, где постороннему так просто бродить не стоило — не на экскурсии, чай! Тут легко заблудиться, нарваться на стражу и просто увидеть то, что не предназначено для посторонних глаз. Поэтому я лишь отошел от дверей кабинета на несколько шагов.