Пока Ланджерит увещевал джагаев, Морт краем глаза следил за Грейнисом. Старик, отвернувшись от королевской свиты, склонился над кристаллом, венчающим его посох и тихо бубнил. Слов Морт не разбирал, лишь видел, как шевелятся губы старика под седыми усами.

–  Примите законного короля!
– завопил, снова повышая голос, Ландежрит.
– Не умножайте греха!

–  Грех! Грех!
– нестройным хором отозвались джагаи.

Толпа пришла в движение, надвигаясь на элерийцев. Ланджерит дернул поводья, спеша развернуть коня и убраться с пути разъяренных джагаев.

Аганей что-то буркнул, Морт обернулся к нему. Лорд нервно тискал рукоять меча и хмурился. Перехватив взгляд знаменосца, он спросил:

–  А нам-то что делать?

–  Представь себе, ничего! Заделавшись твоим знаменщиком, я сделал верный ход.

Вот место, на котором ровным счетом ничего делать не придется.

–  Но они же сейчас сойдутся! Что - вот так стоять в стороне и наблюдать? Ведь там разворачивается сражение!

–  Видишь ли, я никак не могу решить, на чьей стороне мне следует биться…

–  В том-то и дело!
– с горечью в голосе вздохнул Аганей. Сейчас свита Эдинора наблюдала за начавшейся битвой, до Аганея с Мортом никому дела не было, они могли спокойно обмениваться репликами, хотя разговаривали, разумеется, тихо.
– В том-то все и дело!

–  А раз так, предоставь действовать элерийцам… - тут Морт еще понизил голос, - и наблюдай за магом.

Магистр Грейнис все так же стоял рядом со своей громадной повозкой, в тени его золотой плащ переливался и мерцал, будто подсвеченный изнутри. Старик увлеченно шептался со своим посохом, хмурил седые брови и, кажется, ничего не замечал вокруг. Морт расслышал шепот золотого мага: "Авдуг!.. Авдуг!.." Над полем боя взлетел взрыв воплей, грохот и звон.

–  Смотри, они сошлись!
– закричал Морту Аганей.
– Ладиор нападет!

Когда стало ясно, что схватка неизбежна, элерийцы пошли в атаку. Хотя отчаянная ярость джагаев их пугала, но ведь сила тяжелой кавалерии в стремительном коротком броске, в тяжелом копейном ударе, который бывает не под силу выдержать толпе пеших. Джагаи наступали, не соблюдая строя, по гладкой равнине, и вооружены были скверно, так что все преимущества оказались на стороне рыцарей Эдинора. Все, кроме одного. Жители старой Джагайи, вот уже более полувека живущие во грехе и живущие грехом, не щадили себя. Их пропеченные Солнцем души не знали милости и снисхождения. Придя в боевое неистовство, джагаи не щадили ни себя, ни противника, они самозабвенно бросались в схватку, раздавали и получали удары, а боль лишь ярила их еще больше. "Грех!" - вот что стало их боевым кличем.

Эти отверженные не выкрикивали имя своей страны и своего императора, они кричали:

"Грех!" Когда тяжелая кавалерия на полном скаку вломилась в толпу, казалось, сейчас джагаи будут растоптаны, опрокинуты, сейчас они побегут и рассеются. Но нет - первые ряды легли под копытами боевых коней элерийцев, но затем конный клин увяз в людской массе, джагаи сами бросались под копыта ради того, чтобы, умирая, успеть нанести один удар, один-единственный. Чтобы вцепиться в доспехи врага и, испуская предсмертный вздох, последним усилием стянуть латника с коня, своим мертвым весом помешать ему рубить. Джагаи падали десятками, но и всадники валились вместе с лошадьми, один за другим. Ладиор, возглавивший атаку тяжелой конницы, не мог продвинуться ни на шаг - толпы оборванцев в ржавых кольчугах напирали и напирали, возмещая павших, толпа вокруг наступающих всадников не редела, а, напротив, становилась все гуще и многочисленней. Конные клинья на флангах, возглавляемые графами Элерии, тоже увязли, врубившись в людскую массу.

Девизы сеньоров, выкрикиваемые элерийцами, тонули и растворялись в оглушительном реве: "Грех! Грех!" Вслед за передовыми отрядами рыцарей в битву вступила элерийская пехота и наемники, уцелевшие в первой схватке. С севера подходили все новые полчища джагаев. Это не было правильным сражением, ни та, ни другая сторона не совершали тактических маневров, не использовали приемов стратегии - две толпы сошлись на серой пыльной равнине, шла беспорядочная резня. Морт увидел, что тяжелая элерийская конница в центре прорубилась сквозь скопище врага и столкнулась с отрядом жреческой пехоты в красных накидках. Два малочисленных отряда джагайской кавалерии, наверняка посланные императором Хокси или его полководцем, поддержали слуг огня атаками с флангов. Конный клин элерийцев остановился и потерял форму, а справа и слева у воинов Эдинора дела шли и того хуже - толпы джагааев уже теснили их. Обезумевшие от крови потомки воинов Ирго Ужасающего словно в старые добрые времена самозабвенно резали врага и отдавали жизни, не щадя себя. Над полем клубилась пыль, по равнине лились реки крови, но и они не могли залить иссушенную землю настолько, чтобы осел мелкий прах, поднятый тысячами ног.

Подскакал Ланджерит и осадил коня перед королем.

–  Ваше величество, я огласил, что было велено, но они…

–  Хорошо, Ланджерит, хорошо…

Лорд Аганей тискал рукоять меча и бранился сквозь зубы. Придворные, сгрудившиеся вокруг Эдинора возбужденно кричали, сам король молчал… а Морт то и дело поглядывал на золотого мага. Тот немного успокоился и теперь бормотал еще тише.

Вид у него сделался уверенный. С чего бы? Сам король ругался и сыпал проклятиями, призывая все ужасы леса на головы джагаев, но Грейнис как будто знал что-то важное, что не было известно никому, кроме него.

Древко знамени в руке Морта дрогнуло, тяжелые складки зашевелились, разворачиваясь. Морт встрепенулся и глянул вверх - медведь, вышитый на полотнище, дрожал и корчился. Налетел порыв ветра, причем дуновение показалось Морту странно холодным. Здесь, в сердце жаркой Джагайи - холодный ветер? Элерийцы, возбужденно наблюдающие за ходом сражения, не обратили внимания на перемены, но Морт насторожился. Теперь ему казалось, что пыль, поднятая дерущимися, поднялась к самому небу, но нет, это была не пыль. Порывы ветра делались все резче и сильней, они налетали с разных сторон, Теперь удерживать трепещущее знамя было все трудней. Ветер нес серые тучи, которые накрывали поле боя серым пологом.