Шрифт:
Тарасов, выступая с позиции силы, предъявлял Эпштейну, который занимал позицию слабого, обвинение в том, что его команда играет «неправильно». Тарасов проповедовал хоккей атакующий, когда команда никого на свете не опасается, большую часть любого матча проводит в наступлении. Тарасовский ЦСКА так и играл, такой игрой он добыл себе первенство дома, признание за рубежом. А «Химик», видите ли, не желает играть в том же ключе и ищет, как бы ему защититься от прославленных чемпионов, а при случае, исподтишка, их запутать и обмануть. Эпштейн со своей подмосковной командой разработал способ игры, называемый «игра от обороны», когда за игроками противника устанавливается неусыпный надзор, когда их навязчиво и надоедливо преследуют, когда команда первым делом гасит пламя атак на свои ворота, а потом, сбив противнику игру и дыхание, норовит извернуться и нанести несколько ударов.
И мало-помалу — круговая оборона, два игрока, как постовые, на «пятачке» у своих ворот, бесконечные прижимания шайбы к борту, чтобы выиграть время и погасить темп, ужесточение силовых столкновений, замедленные смены игроков. Все это меняло облик хоккея. На льду становилось тесно, как на узком перекрестке в часы пик. Даже на слух стал другим хоккей: вместо четких синкоп сухих щелчков по льду и шайбе — глухие удары тел о борта.
Как бы мы ни относились к этим переменам, происходили они не по чьей-то злой воле. Одна из вечных игровых загадок: как нам, будучи похуже, обыграть тех, кто получше? А хоккей — из игр крайне чувствительных к доматчевому соотношению сил. К тем, кто слывет посильнее, победа является обычно сама собой, рано или поздно. Скромный «Химик», наверное, остался бы приговоренным к заурядности, если бы не взялся за разгадку. И команда, из которой постоянно (и до сих пор) выхватывали лучших игроков, где всегда много «приготовишек», тем не менее благодаря паутине, сотканной Эпштейном, иногда покусывала ЦСКА, две трети игроков которого — в сборной страны. Тарасов был убежден, что козни Эпштейна создают игру второго сорта, тянут хоккей назад. Он призывал всех играть так же смело и твердо, как ЦСКА, — это, мол, столбовая дорога. Эпштейн посмеивался: «Нет уж, дудки, нам так играть против заведомо более сильных — все равно, что поднять руки вверх. Мы хотим побеждать, для того и существуем. А как побеждать — это наше дело». Когда «Химику» не удавался его «паутинный» вариант, он бесповоротно, иногда с двузначным счетом, продувал, а если удавался — то мог выиграть «чуть-чуть» или же «сбежать» на ничью, приобретая драгоценнейшее очко.
Не думаю, что одного из участников дискуссии следует объявить человеком передовых взглядов, а другого — отсталых и вредных. Дискуссия была рождена хоккейной явью: в рамках любого турнира сосуществуют команды разной силы, разных возможностей. Одно из несовершенств хоккея, на мой взгляд, как раз и состоит в том, что в нем чересчур много матчей, результат которых мы знаем наперед. Эпштейн был, возможно, первым из тренеров, дерзнувшим замутить воду. Позже его идеи получили права гражданства, «игру от обороны» не раз видели мы на мировых чемпионатах. Бывало, наша сборная, игравшая по Тарасову (сменивший его в ЦСКА и в сборной Виктор Тихонов выдерживает ту же линию), терпела поражения, проведя весь час игрового времени на половине поля противника.
Тарасов, этот архиреалист, вдруг оказался одиноким идеалистом. Позиция у него была красивая. Но она — для той команды, которая заведомо сильнее остальных. И потому для этих остальных — не пример для подражания. Да и эволюцию игры не повернешь декларациями.
Я умышленно упомянул, что участники той дискуссии — люди футбольные, их спор — из футбола. Тарасов был близок к знаменитому ЦДКА послевоенных лет, почитал, как младший, как ученик, его тренера — Бориса Аркадьева. А армейские футболисты в те сезоны, зная себе цену, выходили на поле с открытым забралом, считая своим предназначением переигрывать, атакуя, что им и удавалось. Эпштейн состоял в «Локомотиве», эта команда жила, подобно хоккейному «Химику», по принципу: не до жиру, быть бы живу.
Так что обе спорящие, конфликтующие стороны ориентировались на свои футбольные воспоминания. В футболе неравенство в классе совсем не обязательно выразится в результате одного матча — итог любой встречи гадателен. И сама игра сложнее, и давным- давно разработана оборонительная тактика. И вполне естественно, Эпштейн свою хоккейную разгадку искал по аналогии с футболом.
Назвав Тарасова идеалистом, таким же вижу и Эпштейна. У обоих были благие намерения, оба по-своему пеклись о будущем хоккея, видимо, смутно чувствуя, что в игре скоростной, дух захватывающей, привлекшей к себе симпатии зрителей, далеко не все ясно и благополучно.
Да, как ни странно, хоккей живет трудно. Его счастьем было, что он прижился и понравился в нашей стране. Представьте так называемый мировой хоккей без советских команд. Пусть существовала бы Национальная хоккейная лига в Канаде и США, как и сейчас, сама по себе. А команды европейских стран разыгрывали бы потихонечку свой чемпионат, и выглядел бы он незаметным, провинциальным. Да и то удивительно, что спустя сорок лет после появления хоккея в СССР на мировой арене все те же действующие лица: Чехословакия, Швеция, Финляндия. Завели хоккей в ФРГ, но силу набрать он никак не может. Из года в год одни и те же противники. Среди них сборная СССР выделяется подобно тому, как в нашем клубном хоккее — ЦСКА. Турнир, заведенный по подобию футбольного и носящий громкое название Кубка европейских чемпионов, для ЦСКА превратился в разновидность приятного туризма.
Совсем удивительно, что хоккей прямо-таки томится, изнывает из-за того, что в нем не выработаны понятия о добре и зле. Громко сказано? Что ж, разберемся. Все знают, что в ходе матча возможны самые вульгарные потасовки, один на один и групповые, что при этом наотмашь бьют в грудь и по лицу, сваливают с ног. На первый взгляд, кулачные схватки караются, для чего служит скамья штрафников. Но послушаем в этот момент телекомментаторов: «Ну вот и осложнения», «Не надо было горячиться», «Это лишнее», «Судьи сейчас разберутся и наведут порядок».
На судей смотреть жалко. Они в отцы годятся хоккеистам, а вынуждены нырять в схватку, разнимать, оттаскивать, рискуя получить нечаянную зуботычину. Потом их еще и обвинят за то, что не доглядели, не приняли мер вовремя. Хоккеисты медленно разъедутся с чувством исполненного долга. Двое, по одному из каждой команды, кого судья признает зачинщиком, усядутся ненадолго на скамью, и их покажут крупным планом на телеэкранах. Комментатор им сочувственно вслед: «Теперь можно успокоиться». И инцидент исчерпан, игра продолжается.