– Никуда не уходи!

– Не уйду, - успокаивала она его.

От политики кнута он переходил к политике пряника.

– После дневных процедур мы поедем на прогулку.

Но Мона уставала от специально оборудованного лимузина с кондиционером. Она предпочла бы не сидеть рядом с Риком, а ходить пешком, причем желательно в одиночку.

Несчастная Мона гнала от себя эту нечестную мысль. Конечно, все станет намного проще, когда он сможет полностью вернуться к своему бизнесу.

Рик был настоящим непоседой; безделье ограничение активности вызывали у него как минимум досаду. Он мог вспылить в любую минуту, был трудным и требовательным пациентом, и даже неистощимому чувству юмора, которым отличалась Кларис, иногда приходил конец.

Именно поэтому его так обрадовало мнение, высказанное врачами всего несколько дней назад: налицо существенное улучшение.

Хотя Рик вряд ли сумеет пробежать марафон или перепрыгнуть через забор, все же через несколько месяцев боли практически прекратятся и он снова встанет на ноги.

Обычно очень общительный, после несчастного случая Рик не хотел никого видеть, кроме сестры Ивлин и зятя Паоло.

Не желая показываться на людях в “этой проклятой штуковине”, Рик практически не выходил из дому, изменяя этому правилу лишь для ежедневных прогулок в автомобиле. По той же причине он никого не приглашал к себе.

День рождения Рика (в следующую субботу ему должно было исполниться тридцать три) отмечать не собирались. Однако хорошая новость и совет Ивлин заставили Рика начать строить планы относительно уик-энда в “Голубой лагуне”. Так называлась вилла Рика на Лонг-Бранче

– Сколько народу ты собираешься пригласить?
– спросила Ивлин.

– Человек двадцать с ночевкой. Навернем нужно предупредить миссис Моррис. Плюс кое-кто из соседей придет в субботу вечером…

– Вот и отлично. Мы с Паоло будем жить неподалеку, в “Коулд-крик”, так что можешь

предоставить все приготовления мне. Я поговорю с миссис Моррис, обзвоню гостей и договорюсь с поставщиками. Надо будет заказать побольше шампанского. Такую новость грех не отпраздновать!

Что же касается Моны, то вердикт врачей стал для нее настоящим даром небес. В глубине души она боялась, что Рик больше никогда не сможет ходить, Облегчение было так велико, что она не выдержала и расплакалась от счастья.

Однако чувство, пришедшее ему на смену, было куда менее приятным. На то у Моны были личные причины. После обещания почти полного выздоровления перед ней замаячила перспектива близкой свадьбы.

Рик уже поговаривал о начале октября, и Мона чувствовала себя загнанной в угол.

Иногда во время таких побегов ей приходило в голову: может, уйти и не вернуться?

Впрочем, это была всего лишь мечта.

Если не считать кормежки и бесплатного жилья, она работала на Рика бесплатно. Он никогда не давал Моне денег, словно боялся, что финансовая независимость позволит ей уйти.

Когда в один прекрасный день Мона тихо сказала, что ей нужно купить кое-какие мелочи, он ответил:

– Покупай все, что хочешь. Пусть запишут на мой счет.
– После чего она зареклась покупать что-нибудь, кроме самого необходимого.

То, что у нее не было ни жилья, ни денег, не пугало девушку, но невозможность уйти заставляла Мону чувствовать себя пленницей, закованной в цепи…

Одинокий бегун давно исчез, и вокруг не было ни души. Погруженная в свои мысли, Мона добралась до купы деревьев и, как всегда, свернула на боковую дорожку.

Но стоило девушке оказаться на тропе, как! неожиданно перед ней вырос высокий мужчина, словно подкарауливавший ее. От Неожиданности у Моны вырвался слабый крик.

– Все в порядке, - быстро успокоил ее мужчина.
– Вам нечего бояться.

Этот голос, низкий и чуть хрипловатый, она узнала бы всегда. Ради него она встала бы из могилы.

Испуг сменился потрясением, столь сильным, что голова у нее закружилась, ноги под-1 косились и еще немного - и она грохнулась бы в обморок.

Видимо, он это заметил, потому что протянул сильные руки, схватил ее за плечи, удержал и помог сохранить равновесие.

– Брет!

Он почти не изменился. Может быть, слегка осунулся, но мужественность и физическая сила остались при нем. Грудь и плечи были такими же широкими и мощными. Таким же осталось и худое лицо с решительным раздвоенным подбородком, прямым носом и высокими скулами. Вот только красиво вылепленные губы окружали морщинки боли и разочарования.

Глядя в темно-синие глаза с пушистыми pecницами, черными как сажа, она ошеломленно спросила:

– Что ты здесь делаешь?

Показав на свой черный тренировочный костюм и ленту вокруг головы, Брет лаконично спросил:

– А как по-твоему?

Она знала, что раньше Брет бегал трусцой. Не это ли отложившееся в подсознании воспоминание заставило ее по утрам выходить в Рид-ли-парк?

– Но я думала, ты в Англии, - пробормотала она.

– Пришло время вернуться и посмотреть, что делается в Филадельфии.
– Не меняя тона, он спросил: - Как там Хаббард?