На другое утро мы с Лукичом сидели в холле и ждали, когда нас позовут к завтраку — часто помощников приглашали откушать вместе с Горбачевыми и утром. Время уже было позднее, и на вопрос Лукича: «А может про нас забыли?» — я ответил: такого еще не было, значит, отдыхают и вот-вот мы начнем завтракать.

Георгий Лукич перенес тяжелую операцию на желудке, и своевременное питание было ему необходимо, как лекарство. Однако когда все-таки, не вытерпев, я выглянул в коридор и спросил охрану, где руководство, то оказалось, что завтрака не было и М. С. Горбачев один, не позвав нас, не предупредив охрану, неожиданно уехал на завод. Видимо, дискуссия между супругами по проблемам освещения визита вечером затянулась и несколько нарушила распорядок следующего дня.

Смирнов, голодный, печальным взглядом окинул меня, но я утешил, как мог:

— Воздержание полезно, Лукич. Все образуется, поедем потихоньку на завод, а к обеду у нас будет лучше аппетит.

Прошло немного времени, и Г. Л. Смирнов с удовлетворением ушел на другую работу. Это было обоюдным желанием сторон. Для него такие встряски были противопоказаны. Он часто болел, привык к размеренному образу жизни, не терпящей нервотрепки и унижений. А генсек считал, что философское спокойствие помощника не помогает росту имиджа лидера партии и страны.

Помощники менялись все чаще. Ушел Александров-Агентов. М. С. Горбачев спрашивал, кого можно подобрать. Я назвал тогда А. С. Черняева, считая его эрудированным и способным человеком, неплохо в ту пору пишущим. Но сразу эта кандидатура не прошла. Горбачев в одной из поездок за рубеж, когда еще работал в крайкоме КПСС, в период отпуска сталкивался с ним, и что-то мешало приблизить его к себе, свыкнуться с мыслью, что Черняев может «тянуть» на помощника. Впрочем, время шло, международные вопросы занимали все большее место, и когда Яковлев, как он мне сказал, тоже назвал А. С. Черняева, то вопрос приблизился к решению. И по-моему, М. Г. Горбачеву во всех отношениях не пришлось жалеть о выборе. Это были, как говорил когда-то поэт, близнецы-братья.

Вместо Г. Л. Смирнова пришел И. Т. Фролов. Человек грамотный, разносторонне образованный, со своим сложившимся мнением и взглядом на жизнь. Но он тяжело болел, может быть, именно это приводило его в общении с окружающими к срывам и резким высказываниям. Скоро он тоже покинул эту должность, возглавив «Правду». Срывы продолжались. В «Правде» развернулась борьба между главным редактором и частью коллектива газеты, что стало поводом для обсуждения вопроса на Пленуме ЦК КПСС. Были и другие замены, появился Г. Х. Шахназаров, как я уже говорил, грамотный марксист, увлеченный и зацикленный на идеях создания мирового правительства.

Всплыл и мелькнул, как метеор, Н. Я. Петраков, вскоре избранный академиком АН СССР. Появилось много других штатных и нештатных советников, помощников, их помощников, помощников советников. Большое число их вокруг генсека-президента СССР порождало трения и конфликты между ними. Каждый хотел внимания и места под солнцем. Велись ожесточенные споры, кто главнее — помощник или советник. Черняев с Шахназаровым написали записку президенту, что в телефонном списке помощники оказались после советников. Когда об этом узнали советники, то сказали, что они вообще из другой весовой категории и их нельзя равнять с помощниками. В общем завязалась, как это часто бывает, когда нет настоящего дела, мелкая возня, обвинения в том, что недооцениваются одни и переоцениваются другие. Почему один ездит в новой машине, а другой в старой, почему нет телефонной связи, как у Горбачева, и т. п. Михаил Сергеевич знал о дрязгах, но относился к этому философски и разбираться в этой возне не стал, да и мне велел не терять время.

Лето и осень 1985 года М. С. Горбачев провел в поездках за рубеж и по Советскому Союзу. Он недостаточно представлял нашу страну, ее экономический потенциал, жизнь людей, их заботы и нужды и потому хотел восполнить пробелы, лучше представить те задачи, которые перед ним стояли. Увиденное, конечно, потрясло его. Он понял все величие страны, ее огромные просторы, мощный производственный потенциал и, конечно, робел перед теми проблемами, которые ему предстояло решать. И было отчего. Сложилась негодная система управления экономикой, которую необходимо было совершенствовать, не допустив при этом развала.

И все-таки люди требовали перемен. Горбачев все еще не знал, какими будут масштабы преобразований, но многократно повторял в своем окружении, да и в широких аудиториях фразу, приписываемую Наполеону:

— Надо ввязаться в бой, а там посмотрим.

Конечно, Наполеон был великим полководцем, но нужно ли было ломать столь скоротечно все производственные и социальные структуры. В конце концов Горбачев объявлял о реформах, а не о сокрушительной войне на уничтожение народного хозяйства и гибель верноподданных. Да и позволить себе «ввязаться» в бой без четкого плана мог только Наполеон.

Чтобы начать социально-экономическую перестройку, нужно было по тому времени еще и решение не только Политбюро и Пленума ЦК, но и партийного съезда, Верховного Совета СССР. К этому XXVII съезду КПСС и началась подготовка. Он должен был выработать стратегию и тактику реформ, мобилизовать все силы и ресурсы страны на решение новых необычных и крупных задач.

На заседании Политбюро ЦК была сформирована бригада по подготовке отчетного доклада генсека, других документов. Возглавить ее было поручено заведующему идеологическим отделом ЦК КПСС А. Н. Яковлеву. Мы собрались в Волынском-2, расположенном в небольшой рощице, идущей параллельно Минскому шоссе в полукилометре от памятника Победы. Это близко от центра. Рядом находится бывшая «Ближняя» дача Сталина. На территории Волынского несколько новых корпусов гостиничного типа, где размещается в каждой комнате по одному-два человека. Недалеко отличный корпус столовой с просторным обеденным залом и кинозалом на втором этаже, бильярдной и библиотекой. Вокруг большая парковая территория.