Соколова Александра Ивановна
Шрифт:
– Она умерла через неделю после того, как был сделан этот снимок, – Лекин голос звучал для нее самой незнакомо и тихо, – а еще через два дня мне привезли готовую фотографию.
– Почему они сказали мне, что ты лежала в этой больнице? – Женя посмотрела на нее, и глаза ее были полны слез.
– Потому что это правда. Я плохо помню первые дни после её смерти. Кажется, я кричала, дралась. Мне было даже не больно. Это было что-то, что невозможно вынести и невозможно изменить. И они оставили меня там, на какое-то время. Пока я не смогла… идти дальше.
Она ощутила, как овивают ее шею ласковые руки, как приживается грудь к плечу и щека к щеке, и это вдруг помогло вернуться. Вынырнуть оттуда, с новой болью, с новой грустью, но теперь уже не такой колючей, не такой острой.
Лека все еще смотрела, в безумной надежде снова, еще на мгновение, вернуться туда, где еще была Саша, где еще оставалась жизнь. Но момент прошел, и рядом снова была Женя, и ноздри ощущали не осенний холод черноморья, а сладкий запах балийского воздуха. И Лека перевернула страницу.
– А вот уже Питер, – сказала она. – Никаких наркотиков, никакого алкоголя. Работа, работа, и только работа.
– Вот Янка, и вся банда. Это мы ездили в Петергоф на выходные. А это мы с Катей и её ребенком. Тут мы уже помирились, кажется.
– Подожди, – Женя положила руку на альбом и заглянула Лёке в лицо. Она больше не плакала, но следы дорожек на щеках остались немым свидетелем, – скажи мне еще вот что. То, что ты рассказывала о том, как закончились ваши отношения с Мариной. Ты ничего не выдумывала?
– Нет, – равнодушно ответила Лёка, – я никогда не вру.
– Но Марина рассказала мне совсем другое.
– И её правда понравилась тебе больше.
– Да нет же! Но пойми, я звонила Яне, и она подтвердила, что никакого скандала не было…
– Мелкая, – Лёка убрала альбом и взяла Женю за руки, – послушай меня. Ты пришла просить у меня правды. Я дала тебе её – такую, какая у меня есть. Я не знаю, какая правда у Марины, и какая у Яны, и я не готова отвечать за их правду. Если тебя не устраивает моя – что ж… Другой у меня нет.
Это была правда, и она была готова биться за эту правду до конца, но этого не понадобилось. Еще до того, как прозвучали слова, Лека поняла: все вернулось. Все снова как раньше. Она снова мне верит.
– Я строила стены, – услышала она тихое, – и настроила их столько, что перестала из-за них видеть людей. Я принимаю твою правду, чудовище. Я тебе верю.
И рухнул забор, забор длинною в десятки лет, отделяющих их друг от друга. И руки сами потянулись к рукам, и тело к телу, а душа к душе.
И обнимая Женьку, прижимая к себе, и вдыхая ее запах, Лека подумала вдруг:
– Все правильно, мелкая. Все верно. Все было не зря.
– А помнишь, как ты залезла к нам в комнату снаружи, вся промокшая, и мы тебя отогревали? Я тогда вообще, совсем не могла на тебя смотреть…
– А помнишь как мы решили сделать пельменный пирог, разморозили пельмени и размазали их по сковородке?
– А помнишь, как Кристинка орала на меня и обзывалась исчадием ада?
Стук в дверь прервал очередное "а помнишь?" на полуслове. Они одновременно посмотрели на дверь – испуганные, словно их застали за нехорошим делом рано вернувшиеся родители.
– Диана, – пронеслось в голове, – не выдержала…
Лека встала и на ватных ногах пошла открывать. И уже распахивая дверь, вспомнила, что у Ди есть ключи, и она не стала бы стучать.
Открыла и опешила. Прошлое продолжало врываться в ее жизнь, захлестывая с головой, сводя с ума – ну не так же! Не так! Дайте хоть отдышаться, передохнуть.
– Марина.
Она вошла в дом – загорелая, красивая, и с такими больными глазами, что хотелось немедленно завыть.
– Я пойду пока, – сказала Женя, и ее прощальный взгляд Лека не смогла понять.
Они сели друг напротив друга. И молчали.
– Ты ее любишь? – Спросила Марина, и Лека чуть не расхохоталась от безумия, сумасшествия ситуации. Но то, КАК Марина сказала это, то, КАК она смотрела Жене вслед, вдруг причинило боль.
– Зачем ты здесь? – Спросила Лека.
– Ты любишь ее? – С напором повторила Марина, и сила в ее глазах изумила Леку. И впервые за все время она подумала: "А может, я ошибалась? Может, она не так проста, как кажется?"