Руки сами собой потянулись, и Марина даже не заметила, как схватилась за белую ручку и затолкала сумку под кровать. Прикрыла её покрывалом, и уселась сверху. Дрожь прошла. Она была готова.

Женя вышла из душа обнаженной – только маленькое полотенце завязано вокруг бедер. Оглянулась в поисках сумки, наткнулась взглядом на Марину, и замерла.

На её плечах, груди, животе, блестели капли воды. И в каждой капле отражалось по Марининому безумному взгляду – воспаленному, яркому. Губы Марины приоткрылись, и между них показался кончик языка. Ах, как сладко было бы собрать языком каждую из этих каплей, впитать в себя, распаляясь от желания. А потом сорвать это полотенце с бедер, и погрузиться туда ладонью, утопая во влажности и вспоминая, каково это…

И будто откликаясь на это желание, Женя зевнула, откинула назад голову и потянулась, подняв руки вверх. Мокрые кудри рассыпались по её плечам, грудь приподнялась, а полотенце упало на пол, открывая взгляду точеный изгиб бедер, переходящий в лобок, а на нем – узкую черную полоску, ничего не скрывающую, а только распаляющую воображение.

Пальцы Марины впились в простынь, до боли сжимая её ногтями. Она будто вросла в кровать, не в силах пошевелиться. Внизу живота полыхал пожар такой силы, что голова отказывалась работать, тело – подчиняться, и все её существо вопило единым криком: «Чего ты ждешь?». Но она не двигалась. Дышала тяжело, но не делала ни одного движения.

Женя снова посмотрела на неё. Внимательно, изучающе. Сделала шаг. Потом еще один. И еще.

Молоточки, стучащие в Марининых висках, ускорились, принялись набивать новый мотив: идикомне, идикомне, идикомне.

И она шла. Не отводя глаз, проникая взглядом глубоко-глубоко, шла. Остановилась в нескольких сантиметрах, так, что Марина почувствовала её запах, с ума сводящий запах возбуждения и страсти.

Теперь можно было расслышать и дыхание. Сбивчивое, частое – Женина грудь поднималась и опускалась в такт ему. Она наклонила голову, и смотрела теперь чуть сбоку, прищурившись.

Марина не шевелилась. Она не пошевелилась и когда Женя коснулась кончиками пальцев обнаженной кожи её ноги. Кончиками пальцев, затем пальцами, а потом – всё ладонью. Скользнула, обхватила лодыжку, и снова замерла.

Теперь она была снизу – присела на корточки перед кроватью, и лицо её было так близко, так остро-близко, что если только наклониться, если только чуть-чуть наклониться, можно было бы охватить его ладонями, притянуть к себе, и впиться наконец в эти сладкие губы, в этот потрясающий рот…

Женя пошевелила пальцами, погладив немного Маринину ногу, и рывком отодвинула её в сторону. А потом вторую – в другую сторону.

Усмехнулась, и вытащила из-под кровати сумку.

– Собирайся, – сказала, выпрямляясь, – я взяла нам билеты, поезд через два часа.

Марина задохнулась, но ничего не ответила. Она ожидала чего-то подобного, с самого начала ожидала, но оказалась совсем не готова к тому, что это будет ТАК сильно, ТАК больно. Она с трудом разомкнула руки и увидела кровавые лунки от ногтей на ладонях.

Женя больше не обращала на неё никакого внимания – надела белое белье, сверху – джинсовые шорты и белую же футболку, вытащила из-под кровати кеды. Она спокойно сушила у окна волосы под ярким летним солнцем, и не обернулась даже когда Марина, усилием вытащив себя из кровати, проковыляла в душ – словно старая бабка, больная и едва передвигающая ноги.

Она пришла в себя только через час. Кто знает, что больше помогло – ледяная ли вода, смывающая с тела возбуждение, дыхательные ли упражнения, выгоняющие из легких боль и разочарование, а, может быть, уверенность, что ради достижения цели можно вытерпеть всё что угодно. Впрочем, уверенности этой оставалось всё меньше и меньше.

Марина вышла из душа уже одетая в легкий сарафан и босоножки. Женя сидела на подоконнике и курила в открытое окно.

– Мы опоздаем, – равнодушно сказала она, не поворачивая головы.

– Я готова, – ответила Марина, – можем ехать.

И, словно это всё решило, обе заторопились – суматошно забрали вещи, суматошно рассчитались на ресепшене, загрузились в такси, и синхронно отвернулись в разные стороны.

Марина сидела справа, и пока автомобиль ехал по загруженному машинами Невскому, смотрела на Казанский собор, дворец Белосельских-Белозерских, Екатерининский садик. Ей почему-то показалось вдруг, что всё это – в последний раз. И она больше никогда не увидит этих мест, которые почему-то стали такими родными и знакомыми.

К вокзалу они подъехали за двадцать минут до отправления поезда. Времени на вопросы вовсе не оставалось – Женя сама протянула проводнице их билеты, Марина даже не успела посмотреть, до какой же станции, черт возьми, они едут? Они загрузили сумки на полки, и вдруг оказалось, что еще есть целых пять минут. Целых пять.

Женя молча вышла из купе. Марина последовала за ней. Она по-прежнему ничего не спрашивала – стояла рядом, у вагона, и курила, сдерживая желание зареветь.

И вдруг она увидела, как меняется Женино лицо. Сигарета выпала из её приоткрывшегося рта, а голова сделала непередаваемое движение странной траектории.