В конце 1936 г. в Монголию была переброшена мотомехбригада, но из 70 танков из-за поломок дошла только половина. Руководство ЗабВО, на которое была возложена задача по материальному обеспечению и инспектированию советских частей в Монголии, отмечало их плохое состояние из-за отсутствия обмундирования, запчастей для автотехники.

В обеспечении боеготовности Монгольской Народно-Революционной армии (МНРА), численность которой составляла 11 тысяч командного состава и цири- ков, присутствовали те же недостатки. Не в полной мере поступали из СССР обмундирование, запасные части для механизированных подразделений. При переброске монгольской 7-й дивизии в другой район не были подготовлены казармы для цириков, в результате чего зимой 1936–1937 г. в дивизии умерло около 300 человек. В 1936 г. в продовольственном обеспечении цириков МНРА пришлось пойти на сокращение мясного пайка с 1 килограмма до 800 граммов, а затем и до 650 граммов. Все это вызывало рост дезертирства из армии.

Советник полпредства В.Х. Тарханов был тесно связан с Таировым. Они вместе были направлены в Китай для поддержки революционного движения, откуда вернулись в 1927 г. На XV съезде он был исключен из партии в числе «75», отправлен работать инспектором по линии губотдела народного образования в Архангельск. Учился в институте Красной профессуры. С 1932 г. служил в Разведывательном управлении РККА. В разведотделе ОКДВА занимался информационной работой и анализировал состояние японской армии. В 1934 г. после убийства С.М. Кирова, когда начались репрессии против сторонников Г.Е. Зиновьева, находился на грани ареста. На помощь Тарханову пришел Таиров, устроивший его в советское полпредство военным советником. В июне 1937 г. Таиров узнал о шифртелеграмме Сталина, направленной советнику по линии НКВД Чопяку, о немедленном аресте Тарханова и его отправке самолетом под конвоем в Москву. 7 июня Таиров послал на имя Сталина шифртелеграмму, содержание которой можно рассматривать как попытку повлиять на решение об аресте. Таиров отмечал, что о работе Тарханова он лично докладывал Сталину и считает, что тот порвал с троцкизмом.

Встреча Таирова со Сталиным в присутствии Ворошилова действительно состоялась 3 апреля 1937 г. В ходе беседы обсуждались проблемы советской политики в Монголии. Сталин уточнял позицию Демида, выяснял, не являлась ли она проя- понской. Таиров пытался развеять его сомнения. Полпред получил конкретные указания о необходимости приблизить войска к границе, увеличить количество колодцев в безводных районах. Обсуждались и вопросы военного сотрудничества. Первоначально Сталин говорил о том, что готов компенсировать четверть расходов всего военного бюджета Монголии. Таиров указал, что такая сумма будет меньше, чем помощь в настоящее время. В ответ Сталин согласился увеличить расходы до одной трети при условии увеличения монгольской стороной поставок кожи и шерсти. Речь шла и об увеличении количества самолетов И-16. Сталин поделился с Таировым своими мыслями о дальнейшем развитии отношений с Монголией. Сообщил, что наступление на Хинган не планируется. МНР не будет присоединена к СССР, поскольку это приведет к иждивенческим и антисоветским настроениям. Нам нужен только плацдарм, а это требует оказания помощи Монголии.

Помня эту доверительную беседу со Сталиным, Таиров решил обратиться к нему и в косвенной форме попытаться защитить Тарханова. В шифровке он отмечал рост недоверия со стороны монгольского руководства после московских процессов и расстрела торгпреда Биркенгофа. И далее подчеркивал, что «если все же требуется его арест, то целесообразно под предлогом проверки партдоку- ментов отозвать, чтобы монголы не догадались». После получения подтверждения об аресте Тарханова в письме Ворошилову предложил арестовать его не в Улан-Баторе, а на границе с СССР. Он прекрасно понимал, что скоро последует и его арест (ЦА ФСБ России. АСД Р-4680. Т. 1. JI. 261–264).

В декабре 1937 г. был арестован представитель РУ РККА в Монголии АС. Не- миров (см. Док. № 3, 6). В справке на арест отмечалось, что отец жены был дьяконом. Немиров обвинялся в том, что через него шла передача секретных данных японской разведке, а агентура Разведуправления в количестве 37 человек была выдана спецслужбам Японии. Все это стало основанием для вынесения смертного приговора. Ранее решением ОСО НКВД был приговорен к высылке его брат Г.С. Немиров.

Одним из направлений репрессивной политики стало преследование старых большевиков, которые боролись еще за свержение царизма и установление советской власти, но оказались как-то связаны с осужденными оппозиционерами.

Член ВЦИК, Председатель ЦК профсоюза работников резинотехнической промышленности Е.Н. Егорова-Лепинь, латышка по национальности, имела значительный стаж революционной деятельности. Член партии большевиков с 1911 г., она в ссылке в Иркутской губернии познакомилась с будущими руководителями ленинградской партийной организации. В 1920-е гг. стала секретарем 1-го Городского района (при секретаре ленинградского губкома П.А. Залуцком). Возглавляла партийную организацию крупнейшего завода резинотехнической отрасли «Красный треугольник». На XIV съезде партии поддержала позицию Зиновьева. После снятия Г.Е. Зиновьева со всех постов Егорову-Лепинь также отстранили от партийной работы и направили на партийную учебу. В 1929 г. возглавила профсоюз работников швейной промышленности. В ее уголовном деле содержались конкретные обвинения, связанные с созданием дефицита швейной продукции в стране, плохих бытовых условий для работников отрасли. Упоминался факт отсутствия на Витебской швейной фабрике водопровода, высокий травматизм на предприятиях. С 1934 г. Егорова-Лепинь возглавляла профсоюз работников резинотехнической промышленности, соответственно именно она оказалась виноватой в том, что в течение 1935–1936 гг. в Москве и Ленинграде не было построено ни одного жилого дома. Кроме того, «выяснилось», что вместе с руководством Главного управления резиновой промышленности она выступала против производства синтетического каучука в стране и ратовала за его закупки за рубежом. Но главное обвинение — принадлежность к «контрреволюционной зиновьевской группе» (ЦА ФСБ России. АСД Р-9815).

В январе 1938 г. был арестован бывший начальник отдела абразивной промышленности Главстанкоинструмента М.П. Владимиров (см. Док. № 5). В 1921 г. вместе со Шляпниковым, Медведевым и Коллонтай он входил в группу «Рабочей оппозиции». После того как XX съезд партии осудил их взгляды, он отошел от политической деятельности. В процессе следствия он честно сообщил, что иногда встречался с бывшими соратниками, но в разговорах дело дальше критики курса большевистского руководства не шло. Однако следователи заставили его «признаться» в том, что между Шляпниковым, Бухариным и Рыковым было достигнуто соглашение о совместной деятельности для подготовки убийства Молотова. Часто используемое бездоказательное утверждение об участии в подготовке террористического акта давало основания для вынесения смертного приговора (ЦА ФСБ России. АСД Р-4480. Л. 31).

В феврале в показаниях Грязнова, Белова и других командующих округами подозрительно одновременно стала появляться фамилия бывшего инспектора кавалерии РККА, а с 1937 г. командующего МВО маршала С.М. Буденного. В конце января 1938 г. Ежов направил Сталину заявление помощника инспектора кавалерии комбрига Б.К. Верховского. Сталин разослал его руководству наркомата обороны, в т. ч. и Буденному. Верховский отмечал, что Буденный в бытность инспектора кавалерии окружил себя группой особо приближенных к нему офицеров, которые всячески восхваляли его как выдающегося командира 1-й Конной армии, незаслуженно отстраненного от руководства Красной армией. В его окружении присутствовали и бывшие офицеры царской армии. Среди участников заговора Верховский назвал также арестованных командира казачьего корпуса комкора И.Д. Косогова, помощников инспектора кавалерии РККА полковника Л.З. Федоренко, комбрига А.Г. Голикова (АП РФ. Ф. 3. Оп. 24. Д. 331. Л. 46–53).