«Порядочек!» Не без ехидства покосилась Ася в сторону Татьяны Филипповны, по дороге воздававшей хвалу разумному режиму детских учреждений.

Из кухни вышла седовласая воспитательница с подносом, нагруженным хлебом.

— Господа, не будем дикарями! — еще издали взмолилась она.

Но «господа» повскакали со своих мест и потянулись к хлебу. С грохотом опрокинулась скамья.

Татьяна Филипповна метнулась в самую свалку.

— Может быть, действительно не будем дикарями! — крикнула она, не соображаясь с акустикой помещения. Голос ее не прозвучал, а прогремел. — Отдайте хлеб!

От неожиданности дети прекратили возню, уставились на незнакомую им женщину, поднявшую поднос над головой.

— Садитесь! — потребовала Татьяна Филипповна.

В опыте ее собственного полуголодного детства имелся испытанный способ дележки. Один из ребят закрывает глаза, другой, ткнув пальцем в любую из порций, спрашивает: «Кому?»

— Садитесь же, — повторила Татьяна Филипповна. — Сейчас все поделим.

Однако не тут-то было.

— Тетка! Отдавай хлебушек! — понеслось со всех сторон.

— Не твой! Казенный!

— Не имеешь права, буржуйка! Ишь, чистюля!

Если бы не помощь подоспевшей Ксении, поднос был бы вышиблен из рук. Только страх обронить хотя бы одну драгоценную крошку останавливал даже самых отчаянных.

Не дав детям опомниться, Ксения сунула каждому в руку по ломтю, но одна детская ладонь осталась пустой. Кто-то, воспользовавшись суматохой, ухитрился стащить двойную порцию хлеба. Пострадавшая девочка завыла о голос. Воспитательница в старомодном платье стояла, обиженно поджав губы.

Ксении пришлось пойти за собственной порцией хлеба. Сев рядом с сыном, пытаясь скрыть смущение, Татьяна Филипповна молча корила себя: «Тоже… Вспомнила детство!»

Неудачное вмешательство Татьяны Филипповны сконфузило Асю не меньше, чем Шурку, однако оба утешились, как только Ксения поставила перед каждым тарелку с пюре — теплым, похожим на кашицу, восхитительным! Втягивай в себя, как гречневую размазню из любимой Асиной сказки.

Ксения принесла завтрак себе и Татьяне Филипповне. Садясь, вздохнула:

— Сплошь анархисты, хотя и представители различных классов! — И стала поругивать каких-то райкомовских ребят, которые воображают, что можно в два счета превратить собственнические инстинкты в общественные.

Ася, неуверенная в том, что и у нее все в порядке с собственническими инстинктами, смущенно поймала ртом последнюю каплю кофе, стекавшую с краев кружки, и задумалась. Если райкомовские ребята (какие они: вроде торфостроевцев?) потребуют, чтобы Ксения занялась Асиными инстинктами, если Асе будет очень-очень невмоготу, она напомнит Варе о ее обещании.

Из кухни вышла деревенская с виду старуха в темном фартуке и напустила в столовую теплого воздуха, пахнущего щами, обедом, сытостью… Шурка подмигнул Асе, словно предлагая расстаться с невеселыми мыслями. Ася потянула носом и рассталась…

— Сейчас, товарищ Дедусенко, ознакомитесь с нашим учреждением, — произнесла Ксения, вставая и собирая тарелки. — Ребят я мигом пристрою.

Татьяна Филипповна решила по-своему.

— Давайте ребят возьмем с собой, покажем им дом, Ксения… Ксения Петровна.

Дедусенко-младший внес поправку:

— Вовсе и не дом и не учреждение. Неведомую страну!

Пошли по неведомой стране. Вначале это был длинный коридор с высоким потрескавшимся потолком, потом унылая канцелярия, где Ксения велела вписать в какую-то толстую книгу фамилии Дедусенко и Овчинниковой. Затем опять коридор.

— В этом крыле, между прочим, домовая церковь, — сказала Ксения.

Ася поспешила к массивным, украшенным резьбой дверям, прильнула к замочной скважине. Потянуло ладаном, сладковатым запасом прошлого. Раз уж Ася занялась изучением новой земли, она будет делать раскопки. Так же, как, например, на Черных Болотах. Там, прорубая просеки, роя в торфяной толще канавы, рабочие находили всякие черепки, кости давно вымерших животных, даже мамонта. И краеведческая комиссия установила, что на том бугре, где начали строить временную электростанцию, давным-давно было стойбище предков. «По обломкам установили, — так объяснил Андрей, — и по частям скелета». Вот и Ася… Она по запаху может представить себе церквушку, где трепещет пламя свечей и девицы во всем празднично-белом чинно простаивают долгую службу, замаливают свои прегрешения за неделю.

Ася взялась за дверную ручку:

— Открыть нельзя?

Холодные пальцы Ксении приподняли Асин подбородок. Приподняли, чтобы продемонстрировать большую сургучную печать, молчаливо охраняющую вход. Басом, по-дьяконски, Ксения объявила:

— Волею революции во всех учебных заведениях ликвидированы как домовые церкви, так и часовни любых вероисповеданий. Церковь святой Анны закрыта на веки веков. Аминь!

— И верить не позволяют? — с вызовом спросила Ася.

— Верь, пока не поумнеешь, — нахмурилась Ксения и стала вполголоса что-то втолковывать Татьяне Филипповне.