– Lumos! — произнес он и с досадой обнаружил, что голос его дрожит. Но палочка загорелась, и через мгновение он услышал взволнованный крик Билла:

— Профессор? Профессор Снейп! Где вы?

— Я здесь, Билл, всё в порядке, — поспешно ответил он, стараясь придать голосу твердости и с трудом поднимаясь на ноги. Он вышел из коридора, и Билл наконец увидел его и принялся расспрашивать, что случилось.

— Где вы были, профессор? Неужели вы нашли еще что-то интересное?

Снейп пытался понять по словам Билла, как долго он отсутствовал, вполне допуская, что там, где он был, время течет иначе, чем здесь.

— Нет, Билл, я ничего не нашел, — ответил наконец он. — Просто прошелся по коридору. Там очень душно, и мне, пожалуй, лучше вернуться наружу.

— Я думал, мы перекусим… Надо же опробовать местную скатерть–самобранку, — разочарованно сказал Билл.

— Спасибо, Билл. В другой раз. Я подожду тебя снаружи.

Снейп вышел из гробницы, стараясь, чтобы Билл не заметил, как он опирается о стену, и сел на траву недалеко от входа, прислонившись спиной к дереву.

Он подставил лицо солнцу и с облегчением почувствовал, как горячие солнечные лучи постепенно прогоняют ледяной холод, который оставило после себя прикосновение тонких изящных пальцев.

Дневной свет и солнечное тепло сделали свое дело. К тому моменту, как Билл вышел из пещеры, Снейп чувствовал себя уже полностью вернувшимся в этот мир. Он даже смог вспомнить кое–какие предметы из найденных в захоронении и задать о них Биллу несколько довольно уместных вопросов. У Снейпа были все основания полагать, что его внезапный приступ плохого самочувствия Билл спишет на возраст, духоту и усталость и не станет задавать лишних вопросов.

Теперь Снейп понимал, где он побывал и что он видел. Это было то самое таинственное и хорошо защищенное место, о котором говорилось в хранившемся в Дурмштанге фолианте. Та самая река и обломки того самого моста, который когда-то построили братья Певереллы. Но поверить в то, что несколько минут назад он разговаривал со Смертью, было не так-то просто. Голос, манящий и прекрасный, всё еще звучал в его голове, и Снейп был уверен, что когда-нибудь ему придется вернуться сюда, чтобы отдать долг, о происхождении которого он пока даже не догадывался.

Чем дальше, тем меньше ему хотелось обсуждать с кем-либо эту странную встречу. Возможно, потому что он сам был не совсем уверен в истинности своего видения, а может быть, потому что, заговорив о Смерти и её Дарах, он неизбежно вызвал бы разговор о Воскрешающем Камне. Снейп никому, ни Дамблдору, ни даже Лили, не говорил о том, что камень хранится у него. Таинственный долг, упомянутый Смертью, он тоже связал с камнем. Не потому, что хорошо понимал эту связь, а потому, что не мог себе представить, что еще ему следует понимать под этим долгом. Единственным человеком, с которым Снейп, возможно, согласился бы обсудить эту встречу в зачарованной гробнице, был Кингсли, но в конце концов он решил не открывать ничего и ему — и на этот раз именно из-за того, что произошедшее с ним могло оказаться правдой. Он слишком хорошо знал Бруствера, и был уверен, что тот обязательно сунется проверять эту загадочную пещеру, а толкать Кингсли навстречу Смерти ему хотелось меньше всего.

Однако через пару недель после поездки в Ирландию Бруствер сам прислал Снейпу приглашение. Как правило, они встречались либо в министерстве, либо у Снейпа, но на этот раз министр просил директора приехать к нему домой.

Вопреки обыкновению, Кингсли не стал предлагать ему выпить, и сразу пригласил к себе в кабинет — большую комнату, битком набитую разного рода проявителями Темной магии и другими приборами, назначение которых Снейпу не всегда было ясно. Он вообще предпочитал в любых своих исследованиях и опытах полагаться только на волшебную палочку и собственное чутье. За долгие годы тренировок профессор развил в себе и интуицию, и умение предугадывать опасность, и способность распознавать присутствие магии, не прибегая к каким-либо приборам. Кингсли, в общем-то, тоже в значительной мере обладал всеми этими качествами, но всё равно любил магические приборы и с почти маниакальной страстью коллекционировал их уже много лет.

— Как твои дела? — рассеянно поинтересовался Кингсли, усадив Снейпа в кресло. Было видно, что ему не терпится перейти сразу к делу, но он не хотел показаться невежливым.

— Ты ведь позвал меня не для того, чтобы узнать, как у меня дела? — с усмешкой спросил Снейп.

— Послушай, я хотел поговорить с тобой насчет твоей Метки.

Снейп нахмурился. Однажды, довольно давно, такой «разговор» у них уже был, причем заключался он в основном в том, что Кингсли так и сяк вертел палочкой вокруг его руки, явно пытаясь что-то выяснить. Тогда он не сказал ни слова о результатах своего исследования. Безусловно, Кингсли имел полное право интересоваться столь серьезной Темной магией — это входило в его прямые профессиональные обязанности. Но снова оказаться в роли подопытного кролика Снейпу вовсе не хотелось, поэтому он не спешил расстегивать рукав мантии и мрачно спросил Кингсли:

— Что именно тебя интересует?

Кингсли, прищурившись, смотрел на него.

— Наверное, эта штука здорово мешает тебе жить, — сказал наконец он.

Снейп в ответ только пожал плечами.

— За столько лет я уже привык… То, что мог, я снял, остальное не поддается.

— А Протеевы чары?

— Стандартные заклинания не действуют, — ответил Снейп, помрачнев еще больше.

Протеевы чары — это была та часть магии Метки, которая досаждала ему больше всего. С остальным он кое-как мирился, но постоянная связь с сидящими в Азкабане Пожирателями, которые в любой момент могли ворваться в его сознание, выплескивая свою ненависть к нему, свое отчаяние и боль, была действительно большой проблемой. Конечно, Снейп использовал окклюменцию, пресекая любые попытки контакта через Метку, но это означало для него необходимость постоянно находиться в состоянии активной защиты и требовало немалого магического напряжения. И всё равно, иногда во сне или в момент сильной усталости, когда защита ослабевала, в его чувства проникали непрошенные гости, порождая кошмары и приступы внезапной злобы и ненависти ко всему, что его окружало.

Очевидно, Кингсли догадывался об этом и хотел помочь ему, но Снейп не слишком верил в то, что познания министра в области Темной магии превосходят его собственные.

— Я тут раскопал кое-что, — пояснил Кингсли. — В Дурмштангской библиотеке был один трактат. Он подал мне кое–какую идею. Я не хотел тебя обнадеживать раньше времени, но теперь почти уверен, что я прав. Всё дело в том, что сам ты не в состоянии снять эти чары. Они наложены так, что избавить тебя от них может только кто-то другой. Как думаешь, может такое быть?