Шрифт:
Всю ночь он провел на промыслах среди рабочих. Настало пасмурное, неуютное утро. Развиднелось поздно, Фиолетов посмотрел на часы:
— Сейчас загудят…
Рядом стоял Абдула с револьвером на боку. По решению стачкома промыслы на время забастовки охранялись, и Абдулу назначили начальником военизированного звена. Ровно в восемь над промышленными районами Баку протяжно и тревожно загудели гудки, возвещавшие о начале забастовки. Не первый раз Фиолетов слушал их, призывавших к стачке, а все не мог привыкнуть, и зябкий холодок пробежал у него по спине. Началось…
Днем он зашел в редакцию «Бакинского рабочего», чтобы отдать заметку о ходе стачки, и увидел Джапаридзе.
— А, Ванечка! Написали? — спросил Джапаридзе. — Очень хорошо… Послушайте, какую резолюцию принесли рабочие товарищества «Нефть». — Он взял со стола листок. — «Если нефтепромышленники откажутся утвердить коллективный договор, применить к ним тот же способ борьбы, какой они применяли к нам: арестовать, годных отправить на фронт, остальных в тюрьму, а предприятия реквизировать». До гениальности просто — ре-кви-зи-ро-вать! — Он хотел посмотреть на Фиолетова, но его рядом уже не оказалось…
Наступил пятый день забастовки. Все эти дни Фиолетов вел переговоры с промышленниками и об итогах докладывал стачкому. В тот день он пришел на заседание возбужденный и радостный.
— Товарищи! Победа! — крикнул он на ходу. — Они согласны на все наши условия. Сегодня будет подписан договор.
На этот раз ликование было всеобщим. На минуту забылись распри, споры, взаимные оскорбления, обиды.
Все встали, и под сводами зала зазвучали неумирающие слова «Марсельезы».
— Бегом в редакцию, генацвале! — Джапаридзе подхватил Фиолетова под руку. — Первыми сообщим Степану Георгиевичу новость.
В вестибюле их остановил Рамишвили.
— Вы победили не только нефтепромышленников, но и меня, — сказал он, скупо улыбаясь. — Приветствую победителей!
Глава вторая
В городских газетах опубликовали списки гласных. От большевиков в думу прошло шестнадцать человек, и среди них был Фиолетов. Кадеты удовольствовались шестью местами.
— А что я говорила, Ванечка, — сказала Ольга. — Вот ты и гласный. Будешь сидеть рядом с самим господином Тагиевым.
— Я буду сидеть, Леля, рядом с Алешей, Мешади, Степаном, Яковом…
— Прости, Ванечка, я не хотела тебя обидеть. Да и зачем тебе сидеть рядом с действительным статским советником… Он все еще свои ленты и ордена не снял. Сама вчера видела.
— Ничего, скоро снимет.
— А тебе, Ванечка, и снимать нечего. — Она улыбнулась. — Не жаловал тебя наградами царь-батюшка.
— Зато теперь народ жалует!
Ему вдруг захотелось по-мальчишески похвастать перед ней, и он стал выкладывать на стол свои документы, с которыми не расставался и носил в боковом кармане кожаной куртки.
— А это тебе что — не награда? — Он вынул удостоверение члена Кавказского краевого комитета партии. — А это? — На стол легло удостоверение члена Исполкома Бакинского Совета, председателя Бакинского союза нефтепромышленных рабочих, члена городского комитета партии, члена редколлегии «Бакинского рабочего», справка о том, что он является кандидатом в Учредительное собрание…
— Тебе мало, да? — спросил он с задором. — И не царь-государь поставил меня на эти должности, а народ, такие же, как мы с тобой, рабочие!
Ольга слушала с удовольствием, которое не могла, да и не хотела скрыть. Она подошла к мужу и взъерошила пальцами его густые волосы.
— Ну-ну, Ванечка, не кипятись!.. Я же знаю, что ты хороший, — сказала она, улыбаясь.
— То-то ж! — ответил он весело.
На Баку надвигалась военная гроза. Готовились напасть на Советскую Россию белые банды и войска турецкого генерала Нури-паши, мечтавшего повести на Баку весь контрреволюционный сброд.
А сколько появилось надежд на мирную и радостную жизнь, когда двадцать шестого октября телеграф принес весть об Октябрьской революции в Петрограде!
Рабочим чутьем Фиолетов почувствовал, нутром понял, что отныне будет в России правительство, которое можно назвать своим. Декрет о мире, Декрет о земле — что важнее, своевременнее в эти трудные для России дни?
На следующий день состоялось заседание Бакинского Совета. На трибуну поднялся Шаумян.
— Предлагаю поддержать первое рабоче-крестьянское правительство России, — бросил он в зал. — Красный Питер указал нам путь. Вся власть в Баку тоже должна принадлежать Совету!
— Протестуем! — крикнул один из меньшевиков, торопливо пробиваясь к трибуне. — Наш Бакинский Совет не созрел для того, чтобы в новых условиях удержать власть. Так мало надежных людей…