–  Он и консервы купил?

–  Просроченные, горькие.

Мое подозрение повернуло на девяносто градусов. Отравился консервами? Но за два года от «Сома в томате» никто не пострадал. И в соме мог образоваться какой- нибудь ботулизм, а никак не стрихнин.

–  Валентина Васильевна, итак, денег мужу не давали, ничего купить не просили?

–  Да.

–  Что-нибудь еще вспомните?

–  Ага, полбуханки хлеба просила.

–  Так, полная закуска.

Волосы прижаты легкой косынкой, отчего лицо кажется еще скуластее. Ни в этих скулах, ни в прищуренных глазах беспокойства нет - одна лишь настороженность. Я не вытерпел:

–  Гражданка Висячина, знаете, в чем вас подозревают?

–  Будто я Федьку отравила…

–  Где узнали?

–  Соседи говорят.

–  И что?

–  Да не верю я им.

–  Почему же?

–  Если бы меня в злодействе уличали, то вы культурно бы со мной не беседовали.

–  Надо построже?
– удивился я.

–  Так привычнее.

Не парадокс ли? Обычно жалуются на грубость милиции, на незаконное задержание, на пристрастные допросы, на применение насилия… Гражданку Висячину не устраивала моя деликатность. Мои очки, тихий голос, обращение на «вы»… Оно и понятно: женщина привыкла к мужицким кулакам, матюгам и красной роже супруга. Меня взяла злость не на мужа, а не нее - на овечью покладистость женщины.

Я вздохнул, высоко поднял руку и со всей силой шарахнул ладонью по столешнице. Домик содрогнулся от выстрела, звякнула посуда на кухне, и за окном курица взметнулась на забор. Загорело-дубленая кожа на лице хозяйки не краснела - она побурела. Скорее голосом удивленным, чем испуганным, Висячина сдержанно спросила:

–  Чего от меня-то надо?

–  Валентина Васильевна, на вопросы так отвечаете, будто не в этом доме отравили человека и будто все произошло не на ваших глазах. В ваших ответах нет жизненной правды…

–  Чего?

–  Например, муж принес выпивку и продукты… В руках?

–  Бутылка, наверное, в кармане.

–  А консервы?

–  Тоже.

–  Ну, а полбуханки хлеба?

–  Память стала дырявая… В рюкзаке все лежало.

–  Рюкзак ваш?

–  Вот и я стояла обалдевши… Рюкзак чужой и драный, как утильсырье. Федька вынул из него бутылку, хлеб и консервы. Ну, и сел ужинать.

–  Спросили, откуда все?

–  Сказал, что нашел у калитки.

–  Он же бутылку не сразу выпил?

–  Когда его повалило, я струхнула до обморока. И еду, и бутылку выбросила в речку Тихую.

–  Ну, а рюкзак?

–  Сожгла в огороде.

–  А почему, Валентина Васильевна?

–  Испугалась. В жизни всяко бывает, не узнаешь, как оно отзовется. Убить я никак не могла. У нас двое малолеток, Федька хоть и пил, но кормилец.

Какая-то ерунда: нашел рюкзак с выпивкой и закуской. Но в жизни всяко бывает… Тут есть ухабистый момент: рюкзак лежал у калитки. Кто-то обронил. Якобы? Или подкинул? Меня словно крутануло…

Преступники и авторы детективов придумывают способы убийств на расстоянии, да так, чтобы не осталось улик. Винтовка с оптическим прицелом, электрическим разрядом, лазером, взрывным устройством по почте… Проще можно: выпивохе подкинуть отравленную бутылку. Именно спиртное, потому что, скажем, отравленный пирог алкаш не возьмет.

–  Валентина Васильевна, кого-нибудь подозреваете?

–  Нет, кого же…

–  Враги у мужа имелись?

–  Бузили. Но по пьянке.

–  А Дериземля?

–  Друзья до гроба, не одну цистерну вместе выхлебали.

–  Я имею в виду врага серьезного, постоянного…

Она задумалась. От долгого разговора ее плечи обвисли, скулы затупели, глаза ушли в далекую глубину. Но в памяти женщина, похоже, что-то нашарила:

–  Вот только Сенька Горохов…

–  А что Сенька?

–  Оба заядлые охотники. Не знаю, что меж ними в лесу пробежало. Федька молчит, как оковалок.

Я составил протокол допроса. Висячина подписала. Защелкнув портфель, я поднялся. Все, пора уходить. Бывает так, что место держит, словно что-то забыл. Да, спросить:

–  Валентина Васильевна, муж зарплату приносил?

–  Всю до копеечки, - с готовностью заявила она.

–  Говорите, что он с Дериземлей цистерну выпил… На какие же деньги?

–  Думаю, халтурил в деревне.

–  А вы не спрашивали?

–  Лучше прутиком стегать.

–  Не понял.

–  Палкой ударишь: она сломается, а конь заупрямится.

–  Само собой, - поддакнул я, так и не поняв выгоду прутика перед палкой.

Ушел я довольный: на моем горизонте появились застарелая вражда и Сенька Горохов.