Невидимая птица
вернуться

Червинская Лидия Давыдовна
Шрифт:

«По линии меридиана…»

По линии меридиана, при входе в Люксембургский сад скамейка у ствола каштана. Здесь столько лет тому назад… Так начинаются сказанья, так зарождаются стихи… Так – искупив свои грехи – мы не меняемся ни в чем. Ты слушаешь мое признанье и вспоминаешь о своем.

«По улице вдоль Люксембургского сада…»

По улице вдоль Люксембургского сада мы долго бродили, встречая рассвет. Казалась прозрачной и хрупкой ограда. Казалось, что большего счастья не надо – казалось, что горя возвышенней нет. Все те же упреки, такие же просьбы – кого и чему научила любовь? Едва ли придется, но еслипришлось бы, удел незавидный я выберу вновь, предпочитая удаче любой надежду на встречу – и гибель – с тобой.

1945

Для нас Свобода – свет и облака на переменчивом парижском небе, и в отрешенности знакомая тоска о деле общем, о насущном хлебе. Свобода. Елисейские поля. На майском солнце распустились флаги… Но сердце – как осенняя земля, уже не впитывающая влаги, и слезы льются сами, поневоле… Идут войска в победном ореоле. Все движется, сверкает и стучит огромной цепью стали и железа… А в воздухе по-новому звучит, свободой и прощаньем Марсельеза. Для нас, затерянных в толпе густой героев фронта, тыла и изгнанья, для нас Свобода — людный мир пустой и одинокий подвиг созерцанья.

ИЮНЬ

«Это было в памятном июне…»

Это было в памятном июне в девятьсот сороковом году. Светлой ночью – было полнолунье – поезд обстреляли на ходу. Раздавались возгласы и стоны в словно обновленной тишине, и лежали мертвые вагоны, как тела убитых, на спине. С легким треском рассыпались пули, мирно, как кузнечики в траве. Страх совсем исчез – не потому ли, что в опустошенной голове промелькнула мысль, как предсказанье: сразу умереть не всем дано, мне с тобою суждено свиданье, долгое терпенье суждено… Это было страшной ночью, летом. Путь был залит ярким лунным светом. Люди, лошади, орудья притаились на пригорке в маленьком лесу… Жизнь проходит. Предсказанья сбылись. Я воспоминание об этом бережно до гроба донесу.

«Благодарю тебя. Случайный твой ответ…»

Благодарю тебя. Случайный твой ответ мне кажется незаменимо нужным. Пусть он правдив, как смерть, неумолим, как свет над горизонтом дальним, летним, южным – в нем сила нерастраченной мечты. Благодарю за то, о чем не помнишь ты: прощанье в полном мраке города пустого, сирены с моря, как призыв к мольбе… Я не люблю тебя, как любишь ты другого, но постоянно помню о тебе, кого бы ни случалось мне любить. Благодарю за то, что мне дано хранить воспоминание о вере в совершенство… И, может быть, за то, что так благодарить такое униженье и блаженство.

«Нет, не люби меня. Здесь говорит со мною…»

Нет, не люби меня. Здесь говорит со мною преображенный юною луною знакомый берег юга. Я слушаю его как опытного друга. И не жалей меня – все очищает пламя. Горит Европа с четырех концов. А там, в морском тумане бьется знамя над крепостью британских островов. И не пиши мне. Я не жду ответа. Со мной навеки – мир или война – вся нелюбовь твоя… Она сильнее света, светлее грусти, и грустнее сна.

«Внимая ужасам войны…»

Внимая ужасам войны… Но здесь не слышно шума боя. Лежит ковром густая хвоя – мир провансальской тишины и зачарованного зноя. Мир летних будничных забот… Но сердце слышит. Сердце ждет. К чему обо стремится снова, к какой борьбе опять готово, о чем тоскует по ночам, внимая ужасам и снам? Век Неизвестного Солдата, кто смел предать твою печаль? Кто мог поверить, что не жаль всех уходящих без возврата… В зловещей яркости заката уже мерещится мистраль.

«Как от гадалки предсказаний…»

Как от гадалки предсказаний, все вы хотите от меня ошеломляющих признаний… Но то, как жизнь учила нас, из года в год, день ото дня, неутомимо каждый час – не перескажешь все равно. Да, было: узкая кровать и за решеткою окно (высокое – нельзя достать). На крыше голуби слышны… Зачем летят они сюда подслушивать, тревожить сны всех осужденных до суда? А женский голос за стеной поет свободно, без стыда, о том, что сделала со мной, о том, что сделала с другими (навеки, до конца чужими) неумолимая мечта… Не важно – этаили та.