Гарри открыл глаза, золотые и зелёные блики ослепили его. Он не понимал, что произошло, только что лежит на чём-то, похожем на листья и ветки. Он попытался вдохнуть, лёгкие будто сплющило при падении; моргнул, и тут до него дошло, что этот яркий слепящий блеск — ни что иное, как солнечный свет, пронизывающий кроны деревьев высоко над ним. Тут возле лица что-то пошевелилось. Он с трудом поднялся на четвереньки, ожидая увидеть какое-нибудь маленькое сердитое существо, но обнаружил ногу Рона. Гарри огляделся и увидел, что они с Гермионой лежали на земле посреди леса, и, судя по всему, они там были одни.

Поначалу ему пришло в голову, что они оказались в Запретном лесу, и, хотя он прекрасно знал, насколько безрассудно и опасно было с их стороны аппарировать так близко к Хогвартсу, его сердце забилось быстрее от мысли, что можно было бы прокрасться между деревьями в хижину к Хагриду. Но через несколько минут, когда Рон тихо застонал и Гарри пополз к нему, он понял, что это был вовсе не Запретный лес — деревья были не такие старые, росли реже, и было гораздо светлее.

Гермиона, тоже на четвереньках, стояла в головах у Рона. Его одежда слева пропиталась кровью, лицо на фоне усыпанной листьями земли казалось серо-зелёным, и когда Гарри это увидел, тревога за него вытеснила все прочие волнения. Действие оборотного зелья заканчивалось, и Рон из Каттермола превращался в самого себя, его волосы рыжели, а с лица, наоборот, уходила краснота.

— Что с ним случилось?

— Неудачно аппарировал, — ответила Гермиона; она уже занялась намокшим почёрневшим от крови рукавом Рона.

Гарри с ужасом наблюдал, как она разорвала рубашку Рона. Он всегда думал, что нет ничего глупее, чем терять части тела при аппарировании, но это… У него внутри всё сжалось, когда Гермиона обнажила плечо Рона, с которого будто аккуратно срезали ножом большой кусок плоти.

— Гарри, скорее, у меня в сумке бутылочка с надписью «Экстракт ясенца белого» [6] …

— Сумка… сейчас…

Гарри рванулся к месту, где приземлилась Гермиона, поднял крошечную расшитую бисером сумочку и сунул в неё руку. Содержимое тут же начало двигаться у него под пальцами, один предмет за другим: он чувствовал кожаные переплёты книг, шерстяные рукава свитеров, каблуки туфель…

— Скорее!..

Он схватил с земли свою палочку и ткнул её внутрь волшебной сумочки.

— Ассио Ясенец!

Из сумочки вылетела небольшая коричневая бутылочка, он поймал её и поспешил обратно к Гермионе и Рону, лежавшему, полуприкрыв глаза, так что из-под век виднелись белые полоски глазных яблок.

— Он без сознания, — сказала очень бледная Гермиона. Она уже больше не походила на Мафальду, хотя местами волосы ещё оставались седыми. — Гарри, открой её, пожалуйста, а то у меня руки трясутся.

Гарри открутил пробку с бутылочки, Гермиона взяла её и уронила три капли зелья на кровоточащую рану. Пошёл зелёный дымок, и когда он развеялся, Гарри увидел, что кровотечение прекратилось. Рана уже выглядела так, как будто прошло несколько дней, а затем то, что совсем недавно ещё было открытой раной, затянулось новой кожей.

— Ого, — сказал Гарри.

— Это всё, что можно сделать, не выдавая себя, — дрожащим голосом проговорила Гермиона. — Есть заклинания, которые бы его полностью вылечили, но я боюсь их использовать — вдруг ошибусь и сделаю ещё хуже… Он уже и так очень много крови потерял…

— Как он так умудрился? То есть, — Гарри потряс головой, пытаясь прояснить её и понять всё произошедшее, — как мы здесь оказались? Я думал, мы возвращаемся на площадь Гриммолд.

Гермиона глубоко вздохнула. Она выглядела так, будто вот-вот расплачется.

— Гарри, я думаю, что мы уже больше не сможем туда вернуться.

— Как так?..

— Когда мы дизаппарировали из Министерства, Яксли вцепился в меня, и я не могла его сбросить, он слишком сильный, и когда мы прибыли на площадь Гриммолд, он всё ещё держался за меня. А там… ну, я думаю, он увидел дверь, подумал, что мы там и остановимся, и ослабил хватку, так что мне удалось стряхнуть его и унести нас сюда!

— Но тогда где он? Подожди-ка… Он что, на площади Гриммолд остался? И он может войти в дом?

Она кивнула, у неё в глазах блестели слёзы.

— Гарри, я думаю, что может. Я… я отбилась от него заклятием Отвращения, но мы же были уже в пределах действия Чар Доверия. После смерти Дамблдора хранителями секрета стали мы, так что я, выходит, ему его открыла.

Гарри был бы рад возразить, но был уверен, что она права. Это оказалось настоящим ударом. Если у Яксли теперь была возможность попасть в дом, то о том, чтобы вернуться туда, не могло быть и речи. Сейчас он, должно быть, уже аппарировал туда с другими Пожирателями Смерти. Каким бы мрачным и угнетающим ни было здание, оно было их единственным укрытием, а оттого, что Скрипун стал более дружелюбным и весёлым, это место можно было даже считать домом. С огромным сожалением, вовсе не относившимся к еде, Гарри представил себе, как домашний эльф готовит пирог с мясом и почками, который Гарри, Рон и Гермиона никогда не попробуют.