Шрифт:
– Похоже, ты думаешь, что Иисус по-прежнему опасен.
– Да, он опасен. Не стоит думать, что у него больше нет власти, если его покинули ученики. Его имя по-прежнему тысячи людей в Иудее и даже в Иерусалиме считают символом объединения.
– Хорошо, хорошо, – пошел на уступки раздосадованный Каиафа. – Воспользуемся услугами одного из этих учеников. Мы предложим ему занять место Иисуса. А потом?
– Напряжение ослабнет, – ответил Годолия.
– Ослабнет? Ослабнут мои глаза! – вскричал Каиафа, сбегая с помоста с таким проворностью, что Годолия искренне удивился этому. – Ты прекрасно знаешь, что Иисусу покровительствует Пилат! Ты ставишь под угрозу мое положение! Анна уже потерял должность по этой же самой причине.
Каиафа пришел в неописуемую ярость.
– Несколько минут назад ты сам сказал, что Иисус по-прежнему опасен и что он способен собрать вокруг себя тысячи людей, – продолжал первосвященник. – Если мы арестуем его, то нам придется иметь дело не только с Пилатом, но и с тысячами людей, которые будут осаждать ворота Храма! – Каиафа погладил себя по бороде и немного успокоился. – Мы можем арестовать Иисуса только тогда, когда дискредитируем его. Теоретически ты прав, предлагая поставить во главе его движения вместо Иисуса другого. Но, судя по твоему описанию его учеников, такая возможность исключена! Иуда Искариот – настоящий разбойник, а Фома – пустой мечтатель. Ни один из них не обладает необходимыми качествами, чтобы стать преемником Иисуса. Так или иначе, празднование Пасхи начинается через шесть дней, и у нас нет времени для осуществления плана который требует долгой и тщательной подготовки.
«Иногда власть придает мудрости, – подумал Годолия. – Я не продумал данный аспект проблемы».
Однако в душе Годолия чувствовал, что прав, добиваясь ареста Иисуса.
– Ваше святейшество правы, – согласился Годолия. – Факт остается фактом; если на Пасху вспыхнет восстание, ситуация станет неконтролируемой и особенно опасной для первосвященника. Необходимо обезвредить Иисуса, а сделать это можно, только если мы арестуем его. Значит, нужно встретиться с Пилатом.
– Встретиться с Пилатом, – повторил Каиафа, зашагав из угла в угол.
– Ему будет непросто отправить в отставку одного за другим двух первосвященников. И можно представить дело так, что он понесет перед Римом ответственность за следующую альтернативу: либо арест Иисуса, либо возникновение беспорядков.
Годолия пригладил бороду.
– Пилат прекрасно знает, что за ним следят соглядатаи Ирода Агриппы, который плетет интриги и в Иерусалиме, и в Риме. Пилат обязательно проявит осмотрительность.
– А нельзя ли… тайно убить этого Иисуса? – предложил Каиафа.
– Слишком рискованно. Это означало бы восстановить против себя Пилата. И потом, как его найти? Нам нужен доносчик!
– Предположим, мы его арестуем. Что мы будем с ним делать потом?
– Мы будем судить его по нашим законам, – ответил Годолия. – Именно в этом состоял план Анны, который нашел поддержку большинства в Синедрионе.
– Я знаю, – сказал Каиафа. – Мы приговорим его к смертной казни. – Первосвященник вздохнул. – Слишком рискованная затея.
– Либо это, либо хаос, – возразил Годолия.
– Знаю, – отозвался Каиафа.
– Как только все закончится, мы сможем отправить наших представителей в Рим.
– Зачем? – спросил Каиафа.
– Чтобы убедить Рим, что только первосвященник, став князем Иудеи, способен обеспечить порядок, – ответил Годолия.
– Ах да, князь Иудеи, – проговорил Каиафа, не слишком веря в подобную возможность. – Начнем с начала. Кого мы выберем из учеников-отщепенцев?
– Искариота.
– Именно так я и думал, – сказал Каиафа. – Приведите его сюда.
– Это нетрудно сделать. Он скрывается в Вифании. Я посулю ему прощение.
Каиафа, у которого вдруг начался приступ мигрени, осторожно покачал головой.
На следующий день Иуду доставили в Храм. Выглядел он неважно и то и дело озирался по сторонам. Его арестовали, когда он уже спал. Ему не дали времени даже связать волосы на затылке, и теперь они торчали во все стороны.
– Оставьте нас, но далеко не уходите, – приказал Годолия охранникам, доставившим Искариота.
Повернувшись к Искариоту, который искоса смотрел на первосвященника, Годолия сказал:
– Если бы три года назад ты совершил кражу не в Храме, а в другом месте, ты бы попал в руки римского правосудия. Впрочем, мы в любой момент можем передать тебя римскому правосудию, поскольку ты обворовал римлян, которым продал медные амулеты, выдав их за золотые и облегчив тем самым кошельки своих покупателей. Более того, ты утверждал, будто убил этих римлян.