— Кто приказал палить из пушек?! — Гутьеррес, как и остальные, вскочил на ноги.

По стене словно прошла барабанная дробь.

— Сеньоры, обдумайте все, о чем здесь говорилось, и через несколько дней мы снова это обсудим! — поспешно выкрикнул Диего де Арана, давая понять, что совещание окончено.

Все разом выскочили во двор, чтобы увидеть зрелище, которое до сих пор никто из поселенцев не мог даже вообразить на этом острове. После четырех месяцев пребывания на Эспаньоле, в течение которых на небе ни разу не появилось ни единой темной тучки, вдруг пошел дождь. Точнее, ливень.

Хотя, пожалуй, слово «потоп» подошло бы этому явлению еще лучше.

Часть колонистов попрятались под навесы, другие метались, пытаясь отвязать свои гамаки и сушившиеся на веревках вещи, но все уже промокло насквозь. В считанные минуты двор крепости превратился в исполосованный ударами дождя водоем, в котором яростно вскипали и лопались пузыри. Небо было сплошь затянуто черной пеленой. Казалось, что уже наступил вечер, хотя была середина дня. Вселенная гудела и гремела, ветер сносил водную массу вбок с такой силой, что казалось, будто дождь идет вдоль земли.

Мануэль попытался перебежать к своей комнате, для чего надо было пройти всего около десяти шагов по залитому водой двору. И понял, что, оказывается, все предыдущие месяцы ходил здесь очень невнимательно. Его ноги совершенно не помнили, где находятся выемки или острые камни. Сейчас все они были скрыты мутной бурлящей водой. Сделав шаг в сторону цели, Мануэль отскочил обратно. Камзол его промок до последней нитки.

Словно решив, что европейцы еще не видели всего, на что она способна, природа острова продемонстрировала несколько ярких вспышек, прочертив небо изломанными стрелами молний, затем снова прогрохотали тысячи пушек, и дождь усилился, хотя казалось, что сильнее уже не бывает.

После чего это мокрое и шумное великолепие разом прекратилось.

— Теперь все будет высыхать двое суток, — изрек горбоносый каталонец Педро Гарбачо, нашедший укрытие под тем же навесом, что Мануэль.

Гарбачо ошибся. Под лучами солнца, вновь озарившего небосклон, все высохло за час, и никаких следов ливня не осталось ни на земле, ни в небе, если не считать отдельных рваных туч.

Теперь, когда обитатели Ла Навидад познакомились с тропическими ливнями, они уже не могли беспечно ночевать в гамаках под деревьями. Ливни были неистовыми, преображавшими все вокруг в мгновение ока. Там, где за минуту до начала дождя виднелись трава и ложбинки в земле, неслись ручьи, сливавшиеся в более крупные потоки. Затем все очень быстро высыхало, а на свет появлялись полчища ползущих и летающих насекомых. Кое-где можно было повстречать неизвестно откуда взявшихся неторопливых толстых жаб размером с крысу.

Так продолжалось до конца июня, когда на смену дождям пришли ветры, ревущие, как сотни труб, и оставляющие после себя поваленные деревья и сорванные с петель двери, если их предварительно не закрывали на засовы.

В один из дней затишья между атаками ветра Мануэль и Гонсало прогуливались по берегу моря. Они были уже далеко от ворот форта, когда оттуда донеслись громкие голоса. Переглянувшись, приятели решительно зашагали в направлении звуков.

— Это вернулись Торпа и его люди, — предположил Фернандес.

Он оказался прав. Десять кастильцев, два дня назад без предупреждения покинувшие форт, стояли, разгоряченные, споря о чем-то возле ворот. Но колонисты вернулись не одни.

— Они привели индианок! — ахнул Гонсало.

Похоже было, что сбылись самые мрачные прогнозы Эсковедо. Рядом с колонистами стояли, сбившись в кучу, женщины таиночислом никак не менее тридцати. Они испуганно жались друг к другу, не смущаясь своей наготы. На коричневатых с медным отливом телах были лишь набедренные повязки, украшения и нательные рисунки непонятного содержания и назначения.

Было видно, что Торпа с товарищами отбирали только молодых и хорошо сложенных. Мануэль не мог не признаться себе, что их присутствие волнует его. Он тоже не знал женщины с тех самых пор, как был в гроте с Лолой осенью позапрошлого года.

— Женщин необходимо освободить! — воскликнул Фернандес, рванувшись в сторону спорящих.

Мануэль потянул его назад:

— Подожди, Гонсало, сейчас сюда из форта выйдут остальные. Ты ничего не сможешь сделать один против всей этой толпы.

Фернандес послушался приятеля.

— Чего же они не поделили между собой? — тревожно произнес он.

— Полагаю, астурийцы перессорились с андалусцами, — прокомментировал Мануэль. — Видимо, из-за добычи. Странно, что этого не произошло раньше.

Теперь вернувшиеся кастильцы разбились на две группы. И обмен репликами между ними становился все более накаленным.

— Ты чего здесь командуешь, Торпа! — кричал кто-то, надрываясь от обиды и ощущения несправедливости. — С какой стати у вас будет по три женщины, а у нас — только по одной?!