— Но ведь все вылечились. Значит, болезнь не смертельна. Не унывай, Гонсало! — Мануэль похлопал приятеля по плечу.

— Не уверен, что она так уж безобидна. Может быть, вам просто повезло. — Увидев укоризну во взгляде Мануэля, Гонсало добавил: — Ну ладно. По крайней мере, зима действительно была райской. Ни снега, ни дождя, ни даже просто холода. У нас, в Леоне, о таком можно только мечтать. Не говоря уже о возможности всю зиму есть свежие фрукты.

Лес, подступавший к берегу с юга, стал просыпаться. Путаница лиан, неведомые невысокие деревья с вечнозеленой кроной, из переплетения которой устремлялись к небу тонкие стволы пальм, — все это буйство зеленого и изумрудного начало оглашаться многоголосым птичьим хоралом. Теперь он не смолкнет до самого вечера.

— Ты не вполне прав, — заметил саламанкский идальго. — Дождя нет на берегу. А вот в лесу совсем другое дело: там всегда что-то капает сверху.

— Что правда, то правда, — согласился Фернандес.

Он был русоволос и высок, как и Мануэль. Глядя на них со стороны, можно было принять их за братьев. Сходство исчезало, как только Гонсало начинал говорить. Из-за оживленной мимики и частой смены выражений на его лицо было трудно смотреть.

Мануэль и сам хотел бы знать, когда вернется адмирал с новой эскадрой. Было странно думать о том, что где-то есть страна под названием Кастилия, что там в замке живет матушка, что где-то есть Лола, которую еще предстояло найти. Порой Мануэлю казалось, что он всю жизнь провел здесь, среди лиан и кактусов, питаясь бананами и рыбой, а все, что связано с Саламанкой и Гранадой, ему лишь приснилось…

После того как Мануэль и Гонсало обошли внешнюю стену форта, их сменили два других колониста, а приятели вернулись на территорию крепости, где повсюду были развешаны висячие ложа из плетеных листьев или хлопка. В некоторых еще спали люди. Колонисты Ла Навидад научились этому способу отдыха у туземцев, которые на своем языке называли такие люльки хамака.Поселенцы переделали его в «гамак».

Подражая индейцам, колонисты подвешивали гамаки в тени, под навесом густой кроны. В них было удобно спать ночью и отдыхать днем. Сами индейцы, если приходилось отправляться в путь, просто снимали свои гамаки, скручивали их и бросали в дорожные корзинки хаба,вместе с остальным имуществом, которое могло пригодиться в дороге. Таким образом, постель путешествовала вместе с человеком.

Хотелось спать. Чтобы не поддаться этому желанию, Мануэль заглянул к Родриго де Эсковедо, еще одному выходцу из Сеговии.

— Дон Мануэль! — обрадовался тот. — Взгляните-ка на Карлоса. Этот малый оказался намного умнее, чем можно было ожидать. Карлос, поди сюда! — Эсковедо причмокнул, отчего его щеки, поросшие черной с проседью щетиной, стали казаться менее пухлыми, чем обычно, и протянул тому, кого он называл Карлосом, кусок батата.

Агути,забавный грызун размером со щенка, с лоснящейся золотисто-рыжеватой шерстью, сидя в дальнем углу комнаты, возле табурета, навострил маленькие уши и внимательно разглядывал вошедшего Мануэля блестящими черными бусинками глаз.

— Не бойся, Карлос, это друг, — увещевал его королевский эскривано,то есть писарь и нотариус.

Эсковедо уже вошел в историю, будучи одним из первых европейцев, чья нога ступила на землю Сан-Сальвадора — первого острова в открытом океане, открытого Колоном. Именно он составлял акты о переходе всех новооткрытых земель в собственность кастильской короны.

Однако в данную минуту эскривано, казалось, намного больше интересовало поведение симпатичного грызуна, чем судьба королевств.

— Странно, что он не убегает, — заметил Мануэль. — Сколько я до сих пор видел агути, они всегда мгновенно бросаются наутек. Причем делают это прыжками, напоминающими галоп крошечных лошадок. — Сказав это, Мануэль почувствовал, как он скучает по лошадям.

— И давно он к вам приходит в гости, дон Родриго? — спросил он.

Несмотря на то, что за последние месяцы Мануэль сблизился с пожилым эскривано, в силу разницы в возрасте они так и не перешли на «ты».

— Да уже с неделю, как перестал бояться меня. Я видел в деревне у туземцев, что их можно приручить и тогда они становятся очень доверчивыми. Обхаживать Карлоса я начал несколько месяцев назад, и с тех пор этот дикарь ведет себя все более культурно.

Агути, преодолев наконец опасения, подошел к Эсковедо и схватил зубами предложенное подношение. Отбежав в угол, Карлос уселся на задние лапы, схватив пищу передними, и стал неторопливо ее грызть.

Мануэлю невольно вспомнился его оруженосец Пепе Крус, подкармливавший кошек и собак во время осады Гранады.

— Как продвигается изучение языка? — поинтересовался Мануэль и прикрыл ладонью губы, чтобы скрыть зевок. Усталость после дозора давала себя знать, но Мануэль считал, что раннее утро не самое подходящее время для сна. Для восстановления сил намного лучше поспать в середине дня, вот только надо как-то продержаться до этого времени.

— Не слишком быстро. — Эсковедо показал на разбросанные на столе листочки, исписанные его каллиграфическим почерком.

— Майрени, юноша, которого касик [55] приставил ко мне для этой цели, не всегда понимает, чего я от него хочу, — посетовал эскривано. — Впрочем, я его не виню. Слишком уж отличаются условия нашей жизни и представления о мироздании. Он проявил интерес к нашим иконам, и я попытался объяснить ему что-то, надеясь, что свет истинной веры найдет путь к душе этого простодушного язычника, но, как мне представляется, Майрени решил, что Господь Бог и Дева Мария — это просто другие имена их богов.