Долго они молча обнимались, жали друг другу руки. Наконец Морозов, в обычной для него манере, прервал, как он выразился, «мужские нежности», и громко, перекрывая общий говор, сказал:

— А наша Люда, товагищи, погибла… Погибла, как подлинная гегоиня!

Обнажив головы, партизаны выслушали рассказ доктора о последних минутах жизни этой, казалось бы, ничем не примечательной советской девушки. Плотно прижав ладони к лицу, всхлипывала Катюша Приходько. Украдкой вытирала слезы Антонина Ивановна. Что-то шепотом причитала ее мать, прижимая к себе девочку, в больших черных глазах которой застыл испуг. Опустив голову, стоял в стороне и старик-мельник.

— А как фамилия Люды? Откуда она родом? — нарушив тягостное молчание, спросил один из разведчиков.

— К сожалению, товагищи, этого никто из нас на знает. У немцев она числилась под фамилией Лукьянен-ко, но мне она однажды дала понять, что ее настоящая — Листопад. Из Белогуссии… И, кажется, из какого-то села Кгаснопольского гайона… Газумеется, не думал я тогда, что встгечусь с вами и что эта запуганная, замкнутая девушка станет подпольщицей…

— Скажи на милость, — как бы рассуждая вслух, произнес дед Игнат, — откель такие люди народились?! Что наш Григорий Бугримович, что эта дивчинка… Да-а! Сильна советская держава, ой как сильна! Таких людей не одолеешь… Не-е! Не сломить их герману, нипочем не сломить…

Легендарный командир партизанского соединения Сидор Артемович Ковпак — человек бывалый, умудренный жизненным и военным опытом, требовательный и нередко суровый, но всегда глубоко человечный и доступный. К партизанам и особенно к местному населению, которое волей судьбы осталось на захваченной гитлеровцами территории, он относился в высшей степени чутко и бережно.

— У каждому дили трэба пидходить з умом! — говорил Ковпак молодым партизанам. — Або думаете, шо раз у тебе оружие да повсюду ворог, значит, можно вести себя як взбреде? Ну-ка, встань на ногу тех людин, до которых ты, будто приведение, ничью заявився! Даже у мирное время бувало, ежели кто ничью постучит в хату, так и то не зараз ему дверь отворят. Хотя кругом полно и суседей, и милиция есть, и вроде бы нема основания бояться… А тут война!

И в самом деле: стоит хатенка на отшибе села или хутора, почти у самого леса. Стоит сиротливо и таинственно, едва заметная в безлунную ночь, словно погасший маяк в морских просторах. Из лесной чащи выходят люди. Не случайно они оказались здесь. Останавливаясь и оглядываясь, все время прислушиваясь, идут они к хатенке. Что ждет их там, никому неведомо, но они идут… Оружие наготове. Непроглядная тьма, зловещая тишина. Есть там немцы или их наймиты-полицаи, пришельцы из леса могут только гадать. Опыт подсказывает, что можно напороться и на засаду. Бывало так не раз. Но идти надо! И люди из леса, крадучись, направляются к хатенке.

Наконец они добрались до нее. По-прежнему тихо. Собаки, видимо, нет. Это плюс. Значительный! Стоит одной шавке гавкнуть — вмиг проснется целая псарня. Всей округе тогда станет ясно, что появились чужие… И если поблизости есть немцы или полицаи, то сразу поднимут тревогу. В небо полетят осветительные ракеты. И это уже минус. Большой минус! Врагов надо застичь врасплох. Такова одна из основных «заповедей» партизанской войны.

И пришедшие из леса тихонько стучатся в окно хатенки. Делают это так, чтобы себя обезопасить, по мере возможности, конечно. Случалось, что на стук снаружи из хаты отвечали очередью из автомата или гранатой… Однажды и на повторный стук не ответили. Молчание насторожило притаившегося у простенка партизана-разведчика. Он осторожно протянул руку, чтобы постучать в третий раз. В то же мгновение острый топор проломил стекло и отрубил партизану кисть…

Ежесекундно приходится быть начеку. Неожиданностей полно!

Однако на первый стук, как правило, из хаты не откликаются. Выжидают. Приходят в себя. Обдумывают.

Для пришельца из леса это тягостные секунды. Возможно, там, в хате, кто-то уже оттягивает затвор обреза или автомата, вынимает чеку из гранаты или… Или, быть может, там нет недругов, а ее обитатели, услышав стук, замерли? Разумеется, они встревожены и от страха не решаются сразу откликнуться, притворяются спящими. Хотя прекрасно понимают, что оттяжка бесполезна. Для них эти секунды еще тягостнее. Ведь к ним пришли! К ним стучатся… А кто?!

Но вот после повторного стука доносится приглушенный дрожащий женский голос. Мужчин в селении раз-два и обчелся, а если и окажутся в хатенке, то обычно предпочитают отмолчаться. Ответить и открыть дверь выпадает на долю женщины. И в этом деле война выработала своеобразную тактику. Ее приняли на вооружение местные жители…

— Хто-о там?

— Свои…

«Свои!..» Но так отвечают все: и прорывающиеся из окружения воины, и бежавшие из плена или неволи люди, и прихвостни оккупантов. Переспрашивать бессмысленно. Это понимают и те, кто в хате, и те, кто стучится. Открыть дверь все равно придется: излишняя заминка только усиливает подозрительность, а затем уже может последовать применение силы…

И вот гремит отодвигающийся засов, скрипит дверь. С той и с другой стороны порога — люди в крайнем напряжении. Если и теперь не раздался выстрел, то первый вопрос задает пришелец.

— Немцы есть?

В кромешной тьме, дрожащая от страха женщина — ей и лютый холод сейчас нипочем, — молчит, дыхание не может перевести, а не то чтобы произнести слово… На пороге незнакомый человек. С оружием. За его спиной, наверное, еще такие же… А если это полицаи?! За ними водится прикидываться партизанами, чтобы вызвать на откровенный разговор… Клюнешь на их удочку — беды не миновать. Спалят хату, а там и… Да что там? И вовсе тогда капут!