Деликатесная композиция на моей тарелке осталась нетронутой. Моё настроение стало таким… подавленным, что ли… Антиквар еще не знал моего ответа, но подозревая неладное, ни в коем случае не желал услышать моё «нет» сейчас. Он смягчился и поспешил отправить меня домой «подумать». И мы к обоюдной радости расстались.

Безработным я ходил всего три дня. Во второй половине четвертого дня получил предложение работать в православном издательстве. Оклад предложили так же весьма символичный – пятнадцать тысяч, только не долларов, а рублей. Ну, здравствуй, привычная, до боли в сердце, родная нищета! Вручили мне труды одного знаменитого преподобного и сказали: «Сделай из этого фолианта в тысячу страниц компиляцию страниц на семьдесят». Сделал, сдал и получил первую похвалу.

Потом все это повторялось много раз. Вроде бы все нормально, только душа моя была не на месте. Книги выпускали, их продавали, но никакой отдачи я не видел. То ли дело беллетристика: то скандалы, то суды, то премии с грандами – всё какая-то бурная жизнь. А тут – кто читает, зачем и есть ли польза – не понятно. Я отдавал себе отчет, что православный читатель далек от страстного восприятия книг, его оценки тихи и спокойны, но не настолько же, чтобы вообще никакой реакции. Узнал у коллег, которые занимались изданием художественных книг. О, там наблюдалось нечто совсем другое: и жизнь, и слёзы, и любовь! Вот тут я и ощутил, как мощно потянуло меня написать книгу самому.

Немалым толчком к тому послужила просьба Игоря. Как-то он принес рукопись и сказал:

– Игумен из нашего храма попросил передать тебе эту книгу. Попробуй определить, есть ли талант у этого автора. Как решишь, так и будет. Автор или получит благословение или нет.

– Слушай, Игорь, не слишком ли большую ответственность вы на меня возлагаете? Некоторые авторы после отказа опускаются в такой омут отчаяния, где и до суицида недалеко.

– Ну видишь, Андрей, ты сам всё понимаешь. Так что будешь осмотрительным и осторожным в оценках.

Остались мы с рукописью наедине. Занимался домашними делами, гулял, ходил в магазин, и постоянно чувствовал, как рукопись зовёт к себе. Наконец, время, отведенное правилами приличия на отлёжку рукописи, истекло. Я взял распечатанные на принтере листы, скрепленные скоросшивателем, изучил титул, оглавление, веером пролистал и опустил на колени. Мне стало понятно, что это – сборник философских очерков, стихов и несколько рассказов.

Сначала взялся за стихи. Между третьим и четвертым почувствовал, как нечто похожее на злорадство проникло в мою грудь: стихи оказались грубосколоченными. Чуть не в каждой строфе имелись нарушения ритма. Рифмы были или затасканными, или оказывались грубоватыми созвучиями. Если бы у автора при этой неаккуратности имелся хотя бы смысл, который бы извинял недочеты, перекрывал их, но и смысла там что-то не наблюдалось. В нескольких местах упоминался Господь, Ангел, рай – но это только усугубляло вину за небрежность автора.

Дальше изучал философию. С этой частью рукописи разобрался довольно быстро. Полная чушь! За труднопереносимыми терминами и напускной заумностью – пустота, зияющая черной тоской.

Наконец, принялся за то, что отложил на десерт – рассказы. Если не обращать внимания на вездесущий негативизм, то читались они даже интересно. Во всяком случае, два рассказа меня сумели увлечь. Я ухватился за них, как утопающий за спасательный круг, и стал подтягиваться на их упругости и выбираться из мрачного омута к солнцу.

В последней странице пластмассовой обложки я обнаружил карманчик, и там – серебристый диск. Вставил его в дисковод компьютера и открыл файлы. Нашел один из рассказов и скопировал его в папку «Гости». Присвоил ему прежнее название с цифрой «2» и стал препарировать текст. Менял слова, разбивал длинноты на отдельные предложения и абзацы, вставлял недостающие знаки препинания, исправлял грамматические ошибки. После правки текст выглядел уже более менее прилично, и читать его стало приятней. Потом иронично улыбнулся и заменил некоторые слова, несущие мрачный смысл, на противоположные, светлые и оптимистичные. Перечитал. Рассказ будто засиял. Осталась авторская идея, авторская информация, изменилась лишь оценка событий с негативной на позитивную. Например: «солнце прожигало иссохшую землю горячими лучами» заменил на «солнышко ласкало землю животворным светом» или «утро началось с ядовито-красного восхода» – на «утренний восход прогнал ночную тьму и засиял миллионом крохотных радуг в росистой траве». Улыбнулся находке и сделал следующую замену: «я тебе этого никогда не прощу» на – «конечно, я прощу тебе это преступление, но чувство вины тебя не оставит».

Ну и напоследок написал отзыв.

«Дорогой автор!

Работать тебе еще и работать. Стихи твои мне показались сырыми. Часто нарушаешь законы стихосложения: ритм, размер, рифму. Много безграмотных выражений, косноязычия. О правописании молчу, оно просто отсутствует. Выделение запятыми причастных и деепричастных оборотов, обращений и вводных слов – такой же закон, как правила вождения на дорогах. Я так и не понял твоего отношения к Богу. Тем более не почувствовал, что ты Его любишь.

Поэтические словечки типа судьба, мечта, веер, чувства, жизнь, душа – с этим надо бы поосторожней. Они в романтической поэзии и в Православии имеют разный смысл, зачастую противоположный.

Мне кажется, как православный автор, ты еще только рождаешься, и лучше начать бы тебе с нуля. То есть, проще говоря, поступить в литературную студию. Заодно вспомнишь русский язык и литературу, без знания которых писать что-то свое рискованно. Нельзя достигнуть должного уровня, не обучаясь. Это могут себе позволить только гении (которые, увы, где-то рядом со злодейством). А для нас, людей Божиих, сказано: потом и кровью будешь добывать себе кусок хлеба. Я уж не говорю о сливочном масле и зернистой икре сверху.