— Миссис Дуглас называла меня Ричардом, — заметил он. — Главное, не надо этого официоза при моей тете, а то она офигеет.

Несомненно, услышав жаргонные словечки из уст того, кого считали Темным лордом, Хенриксон пережил нечто подобное, но быстро взял себя в руки.

— Так как насчет чаю, Ричард? — спросил он с куда меньшим почтением.

По–честному, Рики хотел отказаться: в компании Хенриксона ему было неуютно, поскольку и он сам, и слуга явно считали необходимым поговорить о прошлом, однако оба этого не хотели. При мысли о том, что мог бы сейчас, если бы не чертова деликатность, спокойно присоединиться к Питу и Дан, Рики почувствовал, что настроение портится. Пить ему, между прочим, хотелось, и бегать от Хенриксона глупо, тем более — после того, как он сам согласился на присутствие бывшего Упивающегося смертью в доме. Наверху между тем ожидали произведения Петрарки, чье понятие о романтике парню здорово надоело. Так что он выбрал прозу жизни с чаем, к которому прилагалось хорошее, только своеобразное печенье.

— Жареный горох. Я нашел его на дне банки и перемолол, — пояснил Хенриксон.

Он вооружился чистящим средством и, похоже, ему было интересно натирать кастрюли по инструкции в расчете на обещанный блестящий эффект.

— Ты сегодня почти все время занят, — отметил Рики.

Тот передернул плечами, не горя желанием обсуждать свое трудолюбие. Юноша тоже понимал, что беседовать так ни о чем можно до бесконечности, поэтому он решился сделать усилие и взять быка за рога. Проглотив чай, он спросил:

— Часто жалеешь, что не получилось так, как вы рассчитывали?

Хенриксон медленно повернулся к нему.

— А то, — кивнул он. — До сих пор иной раз во сне вижу, как Темный лорд награждает меня Орденом Мерлина первой степени. Да уж! А вот домой я бы не хотел возвращаться, — произнес он совершенно иначе, по–стариковски сварливо. — Жена все равно никогда не будет довольна, а мне ее жалобы на то, как она жила все это время с позором… на свободе, при полном доступе к счетам в «Гринготтсе», — Хенриксон, не закончив, раздраженно фыркнул.

Рики сразу невольно вообразил, как стоит в центре министерского холла и присуждает Ордена Мерлина, и ему сделалось не по себе.

— Не дергайся, — заметил Хенриксон. — По–хорошему, я уже давно перестал верить, что из этого выйдет толк.

— Зачем же вы так долго боролись? — спросил Рики.

— Просто по привычке, — ответил Хенриксон. — А что было делать? Я видел, почти все так и живут. Тянут лямку и надеются, вдруг да повезет. Необязательно для этого ссориться с законом, конечно, а так — почти то же самое. Ну, а из тебя тут сделали, конечно, правильного мальчика!

Рики поднял на него настороженный взгляд, но слуга, похоже, не вкладывал в эти слова особого негативного смысла. Чистая плита занимала его больше. Рики же не смог сдержать вопроса, который, вероятно, стоило держать при себе как ввиду очевидности ответа, так и потому, что он считал неразумным лишний раз показывать свой страх.

— Старая гвардия, должно быть, кроет меня по–всякому?

— Конечно, — даже не подумал прибегнуть к дипломатии Хенриксон. — Но язык у тебя подвешен не хуже Темного лорда. Хотя не всех ты убедил. А я так подумал, к чему мне еще сложности? Вот и сюда попал. Давно, между прочим, не жил в таком приличном месте. Плита как новая. Это Сирена так за ней ухаживала?

Он сверился с часами и решил, что пора подставить под струю первую кастрюлю. Рики наблюдал, как она заблестела. Смылось с нее прилично, но, конечно, не все. Слуга то ли одобрительно, то ли пренебрежительно хмыкнул.

— А они серьезно настроены? Те, кто против меня? — уточнил он. — Я не за себя боюсь, за близких.

Хенриксон, судя по взгляду, не опасался бывших соратников.

— Ты их на свадьбе видел, не я. Да они скоро сами сдохнут! — заявил он. — Хотя все равно жалко, что у меня палочку отобрали. Иной раз тянусь за ней, и такая тоска накатывает! Тебе еще печенья? — тут же деловито осведомился слуга, видя, что на блюдце ничего не осталось.

— Я сам возьму, если понадобится, — остановил его Рики.

— Надо же! Дамблдор и не ждал, поди, что так преуспеет в твоем воспитании, — едва не присвистнул Хенриксон.

Рики поморщился, как-то не склонен он был делиться своими заслугами со старым директором, который фактически ему, к счастью, и не надоедал никаким воспитанием. Кроме того, он отметил, что сейчас, пожалуй, выдал слуге немало информации, не говоря уж о том, что Хенриксон уже знал весь распорядок в доме. С другой стороны, он бы прочитал, если бы тот надумал делиться с кем-то своими наблюдениями. Но от Хенриксона исходила обычная для таких обстоятельств недоброжелательность и, конечно, сожаления, ничего больше.

В тот вечер, когда Питер и Дан ушли к ней домой смотреть кино, Рики наконец-то закончил возню с домашними заданиями, а главное — классификацию трансфигурации человека, включая различные порчи и проклятия. Он рассчитывал, конечно, получить за дополнительный материал дополнительные баллы, при этом ежился, представляя выражение лица профессора МакГонагол, когда она будет это читать. Он завидовал Хенриксону, который наверняка беседовал бы с ней на эту тему совершенно спокойно. Сегодня, в разговоре со стариком, он сумел в очередной раз убедиться, что в пожилом возрасте человек, сохранивший, невзирая на все жизненные обстоятельства, здравый ум, становится куда более уравновешенным и менее чувствительным. Пожалуй, именно такой старости он хотел для себя — он не терял надежды, что впишется в нормальный жизненный цикл.