Уже спустя год после драматических событий октября-ноября 1990 г. стали выявляться первые признаки изменений в предпочтениях избирателей. Если в сентябре 1990 г., т.е. перед отставкой Тэтчер, 72% опрошенных англичан считали консерваторов "слишком жесткими и недостаточно гибкими", то спустя год эта доля снизилась до 52%. В сентябре 1990 г. 70% соглашались с утверждением, что консерваторов не беспокоят последствия их политики, наносящие ущерб людям. Спустя год эта цифра снизилась до 58% [375] .

Подобного рода реакция избирателя на "дерадикализацию" тэтчеризма, естественно, стимулировала дальнейшие усилия новой власти в этом направлении. И хотя практическая отдача этих усилий была крайне ограниченной, настойчивость и упорство, с которыми правительство стремилось изменить сложившийся имидж, давали свои плоды. Одним из показателей этого явилось снижение "социальных ожиданий" избирателя, которые он связывал с возможным приходом к власти лейбористов.

Не меньшие усилия тори прилагали к тому, чтобы сохранить, а если можно, то и упрочить мнение избирателей о консерваторах как о партии, способной более компетентно, чем другие, решать экономические и политические вопросы. Здесь также осуществлялась коррекция, однако в отличие от социальной сферы она никак не афишировалась и акцент делался не на перемены, а на преемственность. В результате им удалось не только сохранить, но и упрочить лидирующее положение партии в этих вопросах [376] .

Ставка на то, чтобы, не отрекаясь от тэтчеризма, в то же время довольно решительно отходить от его крайностей, явно оправдывала себя, и к выборам 1992 г. партия и ее руководство смогли преодолеть тот чрезвычайно опасный кризис доверия, который вполне мог окончиться ее поражением и расколом. Правительство и кабинет снова оказались в состоянии действовать как одна команда, а проводимый ими политический курс оказался гораздо более приемлемым и для населения в целом, и для подавляющей части истеблишмента.

На руку консерваторам играло и то, что, несмотря на весьма существенный пересмотр своих установок и позиций (о чем подробнее ниже), лейбористская партия все еще воспринималась миллионами избирателей как леворадикальная, способная на опрометчивые шаги партия. Неудивительно поэтому, что стоило консерваторам сдвинуться к центру, как перевес лейбористов по уровню популярности среди избирателей стал сходить на нет. Согласно данным опросов осенью 1990 г., за них было готово проголосовать 46,5% избирателей, тогда как за консерваторов -всего 34,5%. К весне 1992 г. рейтинг обеих партий выровнялся где-то на уровне 39-40% [377] . Это была, конечно же, далеко не лучшая стартовая позиция перед выборами, но она тем не менее давала реальные шансы на успех.

Вопреки прогнозам многих наблюдателей, предсказывавших так называемый подвешенный парламент, т.е. парламент, в котором будет отсутствовать абсолютное большинство одной из двух партий, выборы принесли недвусмысленную победу консерваторам. По доле собранных голосов они намного опередили лейбористов - 41,9% против 34,4%. Либеральные демократы получили 17,8%, однако по числу мандатов тори превзошли и тех и других вместе взятых - соответственно 338 и 271 и 20 [378] .

Согласно мнению большинства специалистов, решающую роль сыграло стремление избирателей к стабильности и надежности и нежелание большинства подвергать риску то, что было достигнуто в последнее десятилетие.

Хотя на этот-раз абсолютное большинство консерваторов в Палате общин оказалось существенно урезанным (338 из 651 против 375 из 650 после выборов 1987 г.), правительство имело все основания рассчитывать на то, что при условии сохранения единства партии оно сможет управлять страной с не меньшей уверенностью, чем это делало большинство из его предшественников.

Однако, как уже очень скоро стало ясно, впереди его ждали далеко не легкие времена. Посттэтчеристская коррекция, которую оно решило осуществить, требовала гораздо больше и материальных, и морально-психологических ресурсов, чем те, которыми располагало правительство.

2. Новации в экономической политике

Победа на выборах 1992 г. давала новому правительству весомый шанс реализовать свои новые подходы в ряде сфер государственной политики, и в том числе в экономической. О серьезном намерении Мейджора и его коллег свидетельствовало хотя бы то, что на ключевой пост министра торговли и промышленности был назначен не кто иной, как Майкл Хезелтайн. Принимая во внимание его роль в "свержении" Тэтчер, от него можно было ожидать довольно решительного отхода, если не разрыва, от экономической стратегии тэтчеризма.

Однако в действительности ничего подобного, по крайней мере сразу после выборов, не произошло. Как в общем курсе политической политики правительства, так и в деятельности нового министра основной упор по-прежнему делался на реализацию таких базовых принципов тэтчеризма, как "демократия собственников", свобода конкуренции, приватизация, поддержка малого бизнеса, снижение прямого налогообложения и т.д.

Наиболее яркой демонстрацией преемственности в экономической политике было настойчивое стремление правительства продолжать приватизацию. Если до выборов, закончив начатую в 1990 г. приватизацию электроэнергетики, оно выставляло на продажу еще остававшиеся в государственной собственности фрагменты уже приватизированных отраслей, то на следующее пятилетие была запланирована приватизация таких жизненно важных секторов экономики, как угольная промышленность, железнодорожный транспорт, автобусные компании, водо- и электроснабжение Северной Ирландии.