— Да что ты понимаешь? Знаешь, чего мне все это стоило? — Василий Петрович широко развел руки в сторону и потряс ладонями, потом приблизился к жене, опустил голову и заглянул ей прямо в глаза: — Да я из кожи вон лезу, чтобы вас с Юркой всем обезпечить, чтобы не стыдно было перед людьми, чтобы ни вы, ни внуки наши нужды не знали…

 — А мне стыдно перед людьми и Юре стыдно, — Ангелина Ивановна пыталась говорить спокойно, но голос ее предательски дрожал. — Ты знаешь, что сыну нашему в школе говорят? Что отец его взятки берет, невинных сажает, а преступников отпускает.

 — Что? — задохнулся Василий Петрович. — Кто говорит? Фамилии?

 — Ты что же и детей станешь сажать? — сквозь слезы усмехнулась Ангелина Ивановна и вдруг в голос зарыдала: — Скажи, Вася, ведь это не так? Это не про тебя? Мы ведь честно живем? Ведь так?

Василий Петрович тяжелым взглядом посмотрел на жену, и та словно уменьшилась, сжалась в точку.

 — Так! — сказал он глухо, но твердо. — Как надо мы живем, правильно живем, и не следует вам никого бояться. Есть закон, я его представитель и каждый клеветник за свою клевету ответит! Я понятно объяснил?

 — Да, — тихо вздохнула жена и еще тише спросила: — Так можно нам уехать?

 — Езжайте, — коротко бросил он, выходя из комнаты.

Ангелина Ивановна подошла к окну, прижалась лбом к стеклу. Дождь с той стороны стучал тысячью молоточков, стараясь достать, уколоть, сделать больно.

 — Вдоль да по речке… Вдоль да по Казанке… Серый селезень плывет... — запела она почти что беззвучно, едва шевеля губами.

За окном в пелене дождя кривлялись мутные тени, похожие на размахивающих нагайками всадников. В шуме падающей воды слышались чудные нечеловеческие голоса. Но ей все это вовсе не мешало, она продолжала петь:

Доставались кудри,

Доставались русы

Молодой вдове чесать.

Как она ни чешет,

Как она ни гладит,

Только горьки слезы льет…

* * *

Боже, что за жизнь наша!

Вечный раздор мечты с существенностью!

Гоголь Н.В.

Вечером 13 октября в Больших Росах зазвонили колокола. Только что вернувшийся из города Василий Петрович не сразу осознал этот факт. Просто считал удары, оценивал их — словно взвешивал, пробовал на вкус... И вдруг схватился за голову: «Всё, началось!» Он вообразил себе, как тянутся в Большие Росы по отремонтированным дорогам делегации попов и монахов. Перед глазами завертелись какие-то пестрые бабки с клюками, долгополые бородатые деды с нераспознаваемыми лицами. Все они с неимоверной быстротой мелко крестились, словно солили себя. «Не будет нам теперь жизни!», — он застыл на крыльце, глотая сухой, прохладный воздух.

Погода после дождей установилась ясная, солнечная. Лишняя влага быстро ушла, втянулась в озеро. Все вокруг ожило, словно время опять двинуло к лету. Знать бы себе, отдыхать да радоваться! Если бы не эти колокола… Наваждение какое-то! Хоть бросай все: и дом и землю.

 — Ну, уж нет, — он погрозил кулаком в сторону деревни, — не дождетесь!

Хотя особо на что-то рассчитывать не приходилось. Позавчера он побывал в присутственных местах районного центра. Поговорил с руководящими чиновниками, прощупал, что называется, почву. Уяснил следующее: о том, чтобы в Больших Росах что-то пресечь, прекратить, и речи не шло. Все уже прочно утвердилось, словно на камне, так что не одолеешь. Зам главы администрации довел до сведения, что у церковной общины есть серьезная поддержка в столице.

 — А как бы вы думали, — рассказывал он, хлопая сонными совиными глазами, — где они деньги на строительство взяли? Тут же сотни тысяч долларов. Крупный международный фонд, между прочим, вложился. Им кто-то напророчил, что после апокалипсиса, когда все под воду уйдет, только та деревенька одна и уцелеет, поэтому именно там храм следует строить. Они и общину организовали, при поддержке местных сил, конечно. У них все по закону. Они, между прочим, и в наш дорожный фонд немалые деньги внесли — на треть района хватит.

Да, «крыша» у церковников из Больших Рос оказалась серьезной. Такую не перекроешь. Однако, кое-какие бреши в обороне у них имелись. Со слов чиновников Василий Петрович понял, что хотя больших репрессий против общины никто не позволит, но в мелочах их вполне можно ущемлять и сдерживать.

 — Пусть строятся, Богу молятся, — сказал все тот же зам главы, — только бы на большее не замахивались, как бы им власти не захотелось. А то ведь район маленький, управлять им есть кому, ни единого лишнего властного лоскутка не имеется. Поэтому, хорошо бы им объяснить, чтобы не высовывались и знали свой шесток.

 — Согласен. Я уж по-соседски объясню, — недобро улыбнулся Василий Петрович, — у меня не забалуют.

 — Вот и славненько, — чиновник потер сухие ладошки, — а вы бы, товарищ подполковник, с нами дружили, мы ж, какая ни есть, а власть. В гости бы пригласили на огонек, испить, так сказать, чайку по-дружески, песни по старому обычаю попеть.

 — Непремину, — пообещал Василий Петрович.

И вот колокольный звон… Значит закончили строиться, колокола повесили, звонят, и по какому, спрашивается, поводу? Василий Петрович пожалел, что по служебной надобности отправил в город обоих сержантов. «А проверить бы деревню следовало», — Василий Петрович решил попозже самолично прогуляться в сторону Больших Рос.