— Сегодня седьмой день.

— А кажется, что полжизни.

— Это потому, что живем мы только тогда, когда воссо­единяемся с Богом.

 — Да, именно так. Сейчас мне кажется, что моя жизнь была одним заблуждением. Брал высоту за высотой, а оказалось — шлепался из одной лужи грязи в другую. Смешно вспомнить, только недавно я серьезно считал себя гением, избранным... И вот, когда впервые осознал себя ничтожеством, наконец-то отрезвел. А ты знаешь, что это уже мое второе отрезвление?

— Ты про свое пьянство? Ну, так это другое.

— Конечно, другое. Следом за опьянением вином последовало опьянение властью, деньгами, славой, своей силой. А это помрачение оказалось посильнее первого! Как я прочел вчера в Евангелии: и привел тогда бес семерых сильнее себя. И это еще страшнее, чем было прежде. Эх, слушай, и образина!.. До сих пор страх пробирает, как вспомню. Я так думаю, что мне показали только малую часть того, что есть на самом деле. Пожалел меня старец. А то на самом деле свихнулся бы.

Каждый погрузился в свои мысли. Олег бросил камешек в реку. Он плюхнулся, по воде разошлись круги, и снова установилось спокойствие. На душе Виктора даже его воспоминания «схождения» после всплеска гнетущего страха успокаивались мысленными озарениями яркого небесного сияния... Тихое успокоение, мирное, светлое, от причастия к океану бесконечной любви все еще поглощало нечаянные возмущения. Это, наверное, пройдет, растеряется со временем в суете и отвлечениях, но пока оно есть, хотелось удержать его дольше, укрывая, охраняя всем возможным.

Всю обратную дорогу Виктор размышлял над словами старца о восстановлении монархии в России, о неких силах, которые выйдут из глубин русской соборной души наружу и совершат таинственное и невероятное чудо преображения народа.

Несомненно, его приезд в обитель как-то связан с реализацией этой возможности. «Вам, молодым да крепким, надлежит участвовать в этом Промысле Господнем».

«Вот это работа нам предстоит, вот это размах, вот это творчество! Полетят вверх тормашками все нынешние ценности нашего общества, государства, демократии. Конечно, это возможно только с помощью сил небесных и при их всемогущем участии. А сейчас надо готовиться, как готовятся силы противления этому. Только за нами сила не от мира сего.

Олег и в этом вопросе проявил свою скрытую до сих пор осведомленность. Обещал свести со знающими людьми. Ложь о нашей истории, ложь о русском народе, ложь — вот чем я жил, чем отравлял свои мозги и душу, в то время как другие охраняли истину, иногда рискуя свободой и жизнью. А сколько такого скрытого, истинного, живоносного произрастает в нашем народе! Сколько до поры до времени зреет и набирает мощь, чтобы подняться и в переломное время выйти на сцену апокалиптических событий. А я уж стал впадать в хандру, слепец! Тут столько работы, и в первую очередь — над самим собой. Мне, русскому по крови, надо еще научиться быть русским душой. Но, право же, ради такого великого дела и жизни не жалко!»

И вот Виктор снова сидит в кресле своего кабинета. Напротив, в восточном углу, вместо зеркала — ряд икон с неугасимой лампадой.

Михаил выполнил его задание и разыскал Сергея. Более того, узнал о нем очень немало. Парень он, хоть и обидчивый, и с апломбом, но честный и не из трусливых. Горяч, упрям, молод — но это обычно проходит. И пишет не «чего изволите», а из русской истории. Живой парень-то! Сейчас он войдет сюда.

Первым порывом Виктора сначала было прочесть самому рукописи этого непризнанного гения и во что бы то ни стало опубликовать их. Ну, если не совсем понравятся, можно было бы подправить, благо золотые перья в его подчинении имелись. Нет, сейчас он поступит не так. Он, Виктор Борисович, поделится с ним своим открытием. Безусловно, Сергей с интересом выслушает его и станет единомышленником. Всю разрушительную силу его молодого тщеславия он сможет, сумеет преобразовать в созидательную силу реализации нового дела. Эх, Серега, ты еще и сам не знаешь, чем нам придется заниматься! Вот шуму-то будет! Но, как сказал старец, чего нам бояться, когда за нами такая силища!     Один день счастливой женщины

Розовый солнечный зайчик прыгнул на подушку, взобрался на щеку и мягкой лапкой коснулся ресниц. Она открыла глаза, несколько раз моргнула и — ослепленная — плотно смежила веки. Даже сквозь кожу век красным фонариком светил и будил этот утренний солнечный будильник.

Она радостно услышала в себе тонкий настойчивый пульс молитвы. Это зарождалось где-то в области сердца и волнами расплескивалось в каждую клеточку ее просыпающегося тела. «Я молюсь!» — радостно запело в душе. Она шевельнулась и ощутила у ног теплые комочки: у левой ступни кошку Мушку, у правой коленки — щенка Ричку. Мушка только грациозно потянулась и одним прищуренным глазом лениво глянула на хозяйку, а щенок сразу вскочил и, виляя коротеньким хвостиком, подвизгивая, прополз к самому ее лицу и несколько раз лизнул щеку влажным шершавым язычком. «Ах, ты, мой лизунюшка! — она почесала его мягкую теплую шерстяную спинку. — Встаю, встаю».

Под окнами зычным басом мычала корова, блеяли козы и пели петухи. Она пошарила по коврику ступнями, отыскала шлепанцы и, позевывая, зашагала на кухню.

Ну, вот. Кошка лижет сметану, щенок лакает похлебку, омлет всходит на пару под крышкой сковородки, чайник закипает, плюшки преют в печи. Она заглянула в детскую. Малышня мирно сопела конопатыми носиками. «Поспите еще».

Она придавила кнопку — та зажглась красным огоньком. Через минуту двери со скрипом раздвинулись, и она вошла в грязную и исцарапанную кабину лифта. «Надо будет за­ставить Ниночку тут помыть. Фу, аж дыхание перехватило!» Над панелью с кнопками кто-то давно уже приклеил табличку: «Граждане! (зачеркнуто). Товарищи! (зачеркнуто). Господа! Не безобразничайте в лифте!» Только на этот вопль наглядной агитации никто внимания не обращал. На двадцать восьмом этаже кабина остановилась, двери раскрылись и впустили внутрь Амалию Христофоровну Бугаеву, в горячих и вместительных объятьях которой крутила черным влажным носом мохнатая пуделиха по кличке Шрапнель. Малюсенькие острые глазки вошедшей матроны были подведены жирными черными карандашными стрелами, что придавало им удивленно-обиженное выражение.