Петров Александр
Шрифт:
Когда начинают молиться
Но так получается, что эту «покойную ночь» доводится мне провести в тюрьме.
…Если в других камерах заключенные шутят, смеются, развлекаются, убивая время, то здесь все не так. Камера смертников выглядит вполне обычно: двухъярусные нары, стол в тесном проходе, окно с толстой решеткой, в углу традиционная параша. Необычен здесь сам дух. Попадая сюда, заключенный становится обреченным. Все пути назад, на волю отрезаны. Впереди 3/4 только смерть. Поэтому здесь все больше молчат.
Оживление наступает лишь с приходом охраны. Дверь еще и скрипнуть не успела, слышен лишь скрежет ключа в замке, а все сжимаются в комок, пытаясь стать невидимыми, в который раз надеясь обмануть судьбу, суд Божий, или фортуну, как это здесь называется. Вчера увели Сынка, молодого парнишку, который задушил собственную мать. На вопрос «зачем?» ответить парень не мог: был невменяем, себя не помнил. Как затравленный зверек, трясся всем телом и по-звериному выл, когда ему надевали наручники серые бездушные охранники. Последний его взгляд так и впечатался в память. Казалось, его выпученные глаза горели детским вопросом: «почему я?».
К полудню в камере сгущается духота. Молчун со второго яруса спускается на пол. Меня к нему притягивает с того дня, как сюда перевели. Он спокоен. Только отчего? Что там в его бритой голове: паралич обреченности или бесшабашная храбрость? Подсаживаюсь к нему. Молчун не против, но головой в мою сторону даже не повел. Полузакрытые морщинистыми веками глаза опущены. Крепкие руки обнимают колени. Свежие ссадины на впалой щетинистой щеке и потрескавшихся губах будто покрыты ржавчиной.
3/4 Молчун, ты смерти боишься?
3/4 Конечно. Я же человек. Даже коровы, которых гонят на бойню, чувствуют приближение смерти и кричат от ужаса.
3/4 Почему же ты спокоен?
3/4 С чего ты взял? 3/4 ухмыляется он, впервые проявляя эмоции.
3/4 Ты даже не вздрагиваешь, когда вертухаи входят.
3/4 А просто надоело.
3/4 Мне страшно, брат, научи меня спокойствию, 3/4 шепчу я пересохшей глоткой.
3/4 Я тоже, брат, поначалу затосковал. Трепыхался все чего-то, роптал на судьбу. А потом вдруг подумал, чему быть, того не миновать. Значит, так нужно. Значит, я это заслужил. Да будет на все воля Божья. Как такая мысль ко мне пришла, так я и успокоился. И сейчас только молюсь. Никогда раньше не молился, а тут вдруг слова сами приходят. И такие красивые, просто удивляюсь.
3/4 Ты скажи мне, какие слова? Я, может быть, тоже начну молиться.
3/4 Ну, ладно, хм… вот, например: «Господи, спаси, сохрани и помилуй меня самого худшего», «Пречистая Богородица, очисти меня от всего, что Тебе во мне противно», «Святой Никола-Чудотворец, сделай чудо спасения моего», «Ангел мой хранитель, не оставь меня и будь со мной до конца».
3/4 Действительно здорово! А ты, правда, раньше не умел молиться?
3/4 Правда, правда… 3/4 ворчит Молчун. 3/4 Я так думаю, что это Бог меня научил. А то кто же? А еще тебе скажу вот что, 3/4 он склоняется к моему уху. 3/4 У меня мысль такая появилась неожиданно. Может быть, я здесь и сижу, в этой камере смертников, чтобы научиться молиться. Когда смерть рядом ходит, это самое главное дело. Ты послушай, что я еще надумал-то. Православные тоже друг друга «братом» называют. Только зеки и православные 3/4 понимаешь? Это не случайно.
3/4 Да, брат, здорово ты меня научил. Спасибо.
3/4 Чего там…
Хирург прилипает к двери ухом и громко шепчет:
3/4 Идут!
Все затаились и окаменели. Я же вместо обычного страха размышляю про себя, как этот недоросток по кличке Хирург мог убивать ножом и расчленять тела здоровенных мужиков. Кажется, на него дунешь 3/4 он переломится. Наверное, зло добавляло ему сил в «мокрых» делах. Несчастный, заблудший парень! «Господи, прости его». Ключ оглушительно гремит в замке, и на пороге вырастают двое из трех охранников. «Господи, спаси, сохрани, помилуй меня, самого худшего!»