Гермиона же обратилась к Рону:

— Ты ведь не веришь в эту чушь, правда?

Гарри посмотрел другу в глаза. Рон замялся.

— Не знаю… ну, то есть… нет, правда, кое-что сходится, — промямлил он, — но с другой стороны… — Рон набрал в грудь побольше воздуха и выпалил — думаю, нам нужно разобраться с хоркруксами, Гарри. Так хотел Дамблдор. Может… может, будет лучше, если мы оставим Реликвии в покое.

— Спасибо, Рон, — кивнула Гермиона. — Спите, я подежурю.

Она решительно прошагала мимо Гарри и уселась напротив входа в палатку, всем своим видом показывая, что разговор окончен.

Но Гарри в ту ночь не спалось. Реликвии Смерти занимали все его мысли, и он не мог уснуть, пока в голове бесконечной чередой крутилось: Палочка, Камень, Мантия… как было бы здорово отыскать их…

Я откроюсь вблизи … Вблизи чего? Почему нельзя получить Камень сейчас? Если бы у него был Камень, он бы мог расспросить Дамблдора обо всём лично… Гарри снова и снова вполголоса пробовал подобрать пароль к Снитчу, перебрав множество вариантов — даже Парслтанг — но золотой мячик и не думал открываться …

А палочка? Старшая Палочка, где она может быть? Где ищет её Волдеморт? Гарри даже захотелось, чтобы шрам снова заныл и открыл ему планы Волдеморта, потому что впервые их помыслы были устремлены к одной и той же цели… Гермионе бы это совсем не понравилось… С другой стороны, она же не верила… Ксенофилий был прав, в каком-то смысле… ограниченная, упрямая, слишком узко мыслит… На самом деле её пугала сама мысль о Реликвиях Смерти, особенно о Воскрешающем Камне… Гарри снова поднёс Снитч к губам, целуя и чуть ли не глотая его, но холодный металл не поддавался…

Уже почти рассвело, когда он вспомнил о Луне, запертой в тесном каменном мешке в Азкабане, да ещё в окружении дементоров. Гарри стало стыдно за себя. Охваченный идеей отыскать Реликвии, он и думать забыл о ней. Ах, если бы можно было её спасти! Но столько дементоров сразу ему ни за что не одолеть. Кстати, он вообще ни разу не вызывал патронус при помощи терновой палочки… утром надо будет попробовать….

Знать бы, где раздобыть палочку получше…

В этот момент он всё бы отдал за Старшую Палочку, Заклинающую Смерть, совершенную, непобедимую…

На следующее утро они упаковали вещи и отправились в путь под потоками ливня. Дождь шёл и тогда, когда они добрались до побережья и разбили палатку, устраиваясь на ночлег. Всю следующую неделю они шагали по раскисшим от дождя полям и лугам. Унылые монотонные пейзажи нагоняли на Гарри тоску. К тому же он всё время думал о Реликвиях Смерти. Ощущение было такое, словно кто-то зажёг в его душе огонёк, которому нипочём были ни упрямое отрицание Гермионы, ни вечные сомнения Рона. И всё же, чем сильнее ему хотелось отыскать Реликвии, тем безрадостнее становились его мысли. Он злился на Рона и Гермиону: их безразличие действовало ему на нервы не меньше, чем проливной дождь, но несмотря ни на что, он был по-прежнему убеждён в собственной правоте. Вера Гарри в Реликвии превратилась почти в наваждение, отдаляя его от друзей, настаивавших на поисках хоркруксов.

— Наваждение? — яростно прошипела Гермиона однажды вечером, когда он имел глупость ляпнуть это вслух, подыскивая оправдание своему нежеланию искать оставшиеся хоркруксы. — Гарри, вовсе не мы здесь одержимы навязчивыми идеями! Мы всего лишь пытаемся исполнить последнюю волю Дамблдора!

Но он остался глух к её упрёкам. Дамблдор оставил Гермионе символ Реликвий в качестве указания, и он же — Гарри в этом не сомневался — спрятал Воскрешающий Камень внутри золотого Снитча. Ни один не сможет жить, покуда жив другой… хозяин Смерти… Ну как же они не понимают?

— «И последней побеждена будет сама смерть», — хладнокровно напомнил ей Гарри.

— А мне почему-то казалось, что победить нужно Сам-Знаешь-Кого, — парировала Гермиона. Гарри понял, что спорить с ней бесполезно.

Даже тайна серебряной лани, служившая его друзьям постоянной темой для разговоров, теперь казалась Гарри пустяком, едва ли заслуживающим его внимания. Единственное, что его ещё волновало, это разболевшийся снова шрам, но посвящать в это остальных он не собирался. Как только шрам начинал ныть, он уходил подальше от друзей, но ни разу так и не увидел ничего примечательного. Теперь видения изменились: они стали расплывчатыми и нечёткими. Гарри с трудом удалось разглядеть очертания чего-то, смутно напоминавшего череп, потом неясные очертания какой-то горы. Эти странные изменения озадачили Гарри, который успел уже привыкнуть к тому, что образы, «подсмотренные» им у Волдеморта, были весьма яркими и реалистичными. Он даже забеспокоился, что их ментальная связь, пугавшая и одновременно привлекавшая его (впрочем, в последнем он ни за что не признался бы Гермионе), оказалась каким-то образом нарушена. Гарри был уверен, что это произошло после того, как сломалась его палочка — как будто это новая мешала ему прочесть мысли Волдеморта.

Время шло. Несмотря на свои переживания, Гарри начал замечать, что Рон всё больше старается опекать их с Гермионой. Возможно, он пытался таким образом загладить свою вину за то, что бросил их. А возможно, вялость и апатия, охватившие Гарри, разбудили в его друге дремавшие до сих пор замашки лидера. Как бы то ни было, теперь именно Рон всячески тормошил и подбадривал друзей.

— Осталось три хоркрукса, — повторял он. — Нам нужен план, ну же, думайте! Где мы ещё не искали? Давайте вспомним ещё раз. Приют…