Ночная Всадница
Шрифт:
— Правильно, — кивнул Генри, вставая, — поедем по шоссе.
Он покачнулся и сел обратно.
— Сиди дома, несчастный! — мрачно буркнула Гермиона. — Я с тобой в аварию попаду. Выпей хоть маггловское жаропонижающее, что ли! Нашел время болеть. Я извещу Pap'a и сразу же вернусь. Не вздумай выходить из дома!
— Ты же не умеешь водить, — мрачно напомнил Генри.
— Возьму у Лёшки лошадь!
— В твоем положении нельзя ездить верхом! — возмутился Генри и встал опять.
И почти тут же опустился обратно.
— Малыш, ты меня волнуешь, — озабоченно заметила Гермиона, повторяя слова популярной песни, часто игравшей в участке. — Выпей жаропонижающее и не вздумай никому отпирать, слышишь? Не выпускай из рук палочку. Я поеду шагом и очень скоро вернусь — скорее всего, не придется даже выезжать из деревни.
— Кадмина, это опасно, — хрипло заметил Генри. — Эти чары накладывали не просто так.
— Ты знаешь, что я могу за себя постоять, — отрезала женщина. — Через пару часов здесь будут Pap'a и представители Министерств. Главное, не вздумай выходить из домика или кого-то пускать — не нравится мне твое истощение, и за тебя-то я как раз переживаю!
* * *
Лёшка пытался предложить отвезти ее на машине, но Гермиона пресекла все его возражения, требуя в свое распоряжение Артемиду. Парню же она сообщила, что Герман Федорович заболел и спит, и что трогать его не нужно, даже если, не дай бог, произойдет очередное преступление. Впрочем, она собиралась вернуться очень быстро — хотя и не объясняла, куда намеривалась скакать.
Собственно, она и сама не знала этого. Женщина четко понимала только то, что блокирующие чары не могут иметь широкого радиуса.
— А вы что, так и поедете, Ева Бенедиктовна? — осторожно спросил Лёша, выводя лошадь во двор.
Гермиона с запозданием поняла, что впопыхах позабыла переодеться — она же нарядилась для посещения магического мира! То-то деревенские жители провожали гражданку следователя такими взглядами… Впрочем, переоблачаться не было времени. Открытое сверху платье расходилось широким клешем до пят, мантия тоже была свободной: не самый удобный жокейский костюм, но пережить можно. Гермиона, правда, секунду помялась, но всё же передумала возвращаться домой.
— Давай, Лёш, подсади меня, — отмахнулась она от замечания парня. — Никто не увидит. Сойдет.
Оседлав с Лёшкиной помощью услужливую гнедую Артемиду, Гермиона, как и обещала, шагом поехала в сторону шоссе.
Не выбираясь на асфальтированную дорогу, женщина накинула поводья на крепкую ветку и опять попыталась трансгрессировать — всё так же безрезультатно.
По шоссе она ехала уже не шагом, а легкой рысью. Десть минут, пятнадцать. Осадив Артемиду, Гермиона свела ее с дороги, привязала к дереву, похлопала по спине и… Не смогла никуда исчезнуть.
Это было совершенно, принципиально невозможно. Охватить блокирующими чарами такой периметр нельзя, это противоречит всяческому здравому смыслу.
Дрожащими от волнения пальцами, Гермиона отвязала лошадь, выбралась на дорогу и галопом поскакала вперед.
Ни через десять, ни через двадцать минут, ни через полчаса ее попытки трансгрессировать не увенчались успехом. Женщина с трудом представляла, насколько далеко она уже от Васильковки.
И тут внезапно ей стало жутко. Пустынная трасса, с двух сторон окруженная безмолвным лесом, начавшая уставать лошадь и неведомый враг, способный на такое невероятное колдовство. А Генри, ослабленный этим дурацким недомоганием, остался там один — и добраться до него быстро у нее, Гермионы, нет никакой возможности.
Женщина развернула лошадь и во всю прыть помчалась обратно в Васильковку.
От долгого карьера [69] стало сводить живот. «Потерпи, Энни, потерпи, малыш», — шептала Гермиона, закусывая губу. Зачем, зачем она так далеко заехала? Может, эти чары не на местности, а на них с Генри. Нет, бред: а портал? А почтовые заклинания?
Ребенок явно был возмущен столь халатным к себе отношением. Глаза слезились от режущей боли, но Гермиона не сбавляла скорости. Грудь неприятно жег янтарный кулон.
69
Самый быстрый аллюр, ускоренный галоп, скачка.
Через час она влетела в деревню, распугав кур на главной васильковской дороге, и соскочила с лошади в саду Петушиных.
— Ева Бенедиктовна, что стряслось? — охнул Гришка, вытаращив глаза.
— Герман Федорович в доме? — быстро спросила Гермиона. — Ничего не случилось?
— Н–ничего, Герман Федорович болеют — так Алексей сказал.
— Хорошо. Гриш, отведи Артемиду Лёшке в участок, пожалуйста. Только напои ее.
— Будет сделано. Вы обедать-то будете?
— Нет. Я к мужу пойду.