Ночная Всадница
Шрифт:
Наивная.
Всё это с самого начала и должно было быть так.
Люциус Малфой — роман, который заставит Гермиону Грэйнджер умолкнуть в ней навсегда.
Генрих Саузвильт — будущий супруг, блестящая партия. Она должна была в него влюбиться в тех условиях, в которых тогда жила… В единственного друга, защитника, помощника… Такого милого, любезного. А потом и влюбленного в нее.
Догадывался ли сам Генри о том, зачем приставлен к дочери Темного Лорда? Может быть, и догадывался.
Блестящий план, блестящий выбор. Все эти годы Генри был ее «противовесом», он не давал ей превратиться в чудовище или оледенеть; но и не давал раскаяться или всерьез задуматься над верностью своих решений. Он делал Кадмину Беллатрису немного лучше, чем она могла бы быть, и вместе с тем не давал воскреснуть Гермионе Грэйнджер.
Он действительно любил ее. И он был нужен ей даже больше, чем она когда-то считала. Не только как вторая половинка, но и как защита, барьер между ней и тем миром, частью которого она стала теперь.
Но барьер был разрушен. Мир нахлынул всей полнотой своей неприкрытости, и Гермиона ухнула в пропасть.
Она уже почти готова была не выбраться из нее, погрязнуть в пучине новых мыслей и осознания очевидности.
Но Темный Лорд не выпускает из вида свою дочь. Он неизменно рядом, и он всё знает. Она уже привыкла к тому, что он знает всё. И что всё равно будет так, как он для нее устроит — а она может никогда и не понять, что всё устроено нарочно, или понять слишком поздно. Или сразу — но всё равно ничего не изменит. Она поймет тогда, когда посчитает нужным Темный Лорд.
Сейчас она опять на краю — и вот появляется Люциус. И увлекает ее в другую пропасть, еще глубже. Так же, как когда-то — чтобы потом уже нельзя было вернуться назад.
И Гермиона стоит на обрыве этой пропасти, ясно видит ее перед собой и чувствует подступающую горечь — потому что она всё равно шагнет в эту пустоту.
Потому что так угодно Темному Лорду.
Потому что он сделал так, чтобы туда захотела и она.
Но только нельзя, нельзя, нельзя, нельзя ни в коем случае! Слишком жестоко, слишком подло, слишком чудовищно! Это уже садизм. Этого делать нельзя.
О какой человечности потом она сможет говорить себе?
Слишком уж часто Гермиона стала задумываться о своей человечности. Потому-то Люциус и появился опять в ее жизни.
И она всё равно пойдет к нему.
Глава XV: Хобби
Гермиона трансгрессировала на широкие каменные ступени парадного входа поместья Малфоев и остановилась в нерешительности. В ночном воздухе витал неясный аромат приближающегося лета, где-то стрекотал кузнечик. Она долго смотрела на большую дубовую дверь с затейливым резным узором, лунный свет отливал на литых уголках.
«Я веду себя, как идиотка. Послушная и предсказуемая, пошлая и недалекая, или бесконечно расчетливая и жестокая», — подумала она.
И несколько раз ударила дверным молотком.
Ей отворила молоденькая горничная, и женщина растерялась.
— Что вам угодно, мадам? — вежливо уточнила девушка. На вид ей было не больше двадцати лет, и тут Гермиона почувствовала что-то, подозрительно похожее на укол ревности.
— Мистер Малфой дома? — строго спросила она, впериваясь в голубые глаза горничной. Но та определенно владела окклюменцией. Что ж, было бы странно держать прислугу, у которой на лбу написано всё, что происходит в твоем доме.
— Да, проходите, пожалуйста, — учтиво улыбнулась девушка. — Как о вас доложить?
Гермиона приподняла бровь и горничная покраснела.
— Леди Саузвильт, — после короткой паузы сообщила она.
— Ой, простите, — совершенно смешалась молодая волшебница. — Давайте, я проведу вас в гостиную.
— Не беспокойтесь, я знаю, где гостиная, — бросила Гермиона и зашагала в нужном направлении.
Здесь совсем ничего не изменилось за пять лет. Войдя, Гермиона взмахом палочки разожгла камин и теперь стояла, глядя в подрагивающее пламя. Воспоминания кружились в ее голове, но женщина не могла понять, какие чувства они вызывают.
— Что ты сделала с бедняжкой Сюзанной? — раздался за ее спиной насмешливый голос Люциуса Малфоя, и Гермиона вздрогнула.
— Она спросила, как обо мне доложить, — сообщила наследница Темного Лорда, оборачиваясь. Люциус стоял в дверях, одетый в длинный домашний халат, и с интересом смотрел на нее.
— Для человека, который пять лет провел за границей, а вернувшись, поселился у магглов, ты чересчур требовательна.
— Хочешь, чтобы я извинилась перед твоей служанкой?
— Что ты, — хмыкнул старший Малфой.