Поскольку на все эти достопримечательности я вволю нагляделся еще в юном возрасте, то повторно осматривать их не стал, так как, пройдя пару улиц, почувствовал, что здорово устал и зверски проголодался. На мое счастье неподалеку располагалась хорошо известная мне таверна, где можно было вкусно и недорого перекусить.

Свернув за лавкой меховщика, я оказался перед желанным пристанищем для жаждущих и голодающих проходимцев, в смысле прохожих (хотя, зачастую трудно отличить первых от последних). Над дверью висела вывеска "Приют странника". Красивое, но совершенно не подходящее название для городских строений. Приличные богатые приезжие обычно столовались у знакомых или в приличных, дорогих забегаловках, те, кто победнее, предпочитали обходиться своими запасами, справедливо полагая, что жизнь в столице им не по карману, ну а местных жителей трудно назвать странниками, потому что "странствовали" они в основном из дома на работу и обратно. Впрочем, для меня название имело совсем иной смысл. В слове "странник" мне чудилось "странность"; и правда, в этой таверне частенько появлялись разные люди, чем-то неуловимо отличающиеся от остальных. Мне нравилось думать, что и я отношусь к их числу.

Я толкнул дверь и поприветствовал лениво развалившегося на стуле у входа вышибалу Рокуса. Он здесь сидел только потому, что так было принято: в каждой таверне должен был быть тот, кто способен пресечь возможные беспорядки в самом начале, не давая им разгореться и нанести ущерб хозяину таверны и общественному спокойствию. На самом деле у Рокуса было мало работы ("Приют странника" был на удивление довольно тихим местечком), что не мешало ему являться одним из лучших в своем деле. Сорокалетний бывший вояка, он не утратил своих навыков вне казармы, при нем даже бесшабашные уличные хулиганы не решались на свои не слишком законные проделки, а подвыпившие прощелыги непонятного рода деятельности и с не внушающими доверия физиономиями вели себя тише воды.

Я поздоровался с хозяином, Добрым Картом, высоким седеющим человеком с прищуренными, но подмечающими любую мелочь глазами. Он как обычно находился за стойкой, усердно протирая и без того чистые кружки перекинутым через плечо полотенцем, всегда белоснежным. У меня, как и у любого завсегдатая этого заведения, было свое излюбленное место – недалеко от окна, откуда хорошо просматривалась улица и где легко было наблюдать за всеми сидящими в таверне посетителями; там-то я и уселся. Были здесь и небольшие отдельные помещения, где тебя никто не видел и не слышал, но я пока не испытывал особого желания там сидеть.

Не успел табурет скрипнуть под моим весом, как ко мне уже приближалась здешняя официантка Аннель – хорошо быть завсегдатаем. Миловидная, стройная девушка, она переставала быть милой с теми, кто вел себя с ней, мягко говоря, неучтиво, а поскольку Рокус научил ее, что надо делать в этом случае с подобными типами, последние быстро перевелись. На добродушные подшучивания она не обижалась, только улыбалась в ответ, и многие постоянные клиенты специально шутили, лишь бы увидеть эту улыбку – надо сказать, очень приятную и завораживающую.

– Как обычно? – спросила она, искренне радуясь моему визиту. Я кивнул. Она тут же отправилась на кухню, понимая, что поболтать можно и потом, после обеда. Я положил локти на стол и стал дожидаться заказанных блюд – они стоили впустую потраченного времени. Всей кухней здесь заведовал настоящий гений кулинарии, ни разу не удостоившийся критики со стороны взыскательных посетителей. Звали его Толстый Гош, совершенно неясно почему, – он был долговязым, худощавым человеком. Объяснением этому, вероятно служило расхожее заблуждение об обязательной упитанности любого повара и, даже увидев здешнего мастера-кулинара, всякий продолжал называть его неподходящим прозвищем – просто в силу привычки.

У меня так и не возник шанс умереть голодной смертью – скорость обслуживания клиентов, особенно постоянных, в "Приюте" всегда была на высоте. Поднос с тарелками возник передо мной, Аннель пожелала мне приятного аппетита и ушла, оставив меня наедине с еще горячими, вкусно пахнущими блюдами. Я не позволил еде долго дразнить меня своими ароматами и принялся за уничтожение телячьей вырезки с грибным соусом в обрамлении рассыпчатых кусочков жареного картофеля.

Я еще расправлялся с вырезкой, когда в таверне появился еще один посетитель. Судя по тому, как спокойно отнесся к его появлению хозяин, это тоже был один из завсегдатаев. Довольно странно – постоянные посетители обычно хорошо знают друг друга, а его я видел впервые. Этот неизвестный огляделся в поисках подходящего места, и не нашел ничего лучше, как направиться прямиком к моему столу.

По крайней мере, род его деятельности не стал для меня загадкой – типичный жалостных дел мастер, на порядком изношенной куртке виднелся непременный знак его Союза – маленькая жестяная кружка, приколотая к воротнику. Обветренное лицо незнакомца ничего не выражало.

– Не возражаешь, если я здесь усядусь? – спросил он меня. Я в ответ пожал плечами, мол, садись, если хочется. Профессиональный нищий посмотрел на стол, одобрил мой заказ и попросил тоже самое. Ему также не пришлось долго маяться ожиданием.

Некоторое время мы ели молча, а покончив с едой, единодушно взялись за кружки с сорвом, слабоалкогольным фруктовым вином. Нищий хитро посмотрел на меня и сказал:

– Что-то я тебя здесь раньше не видел, а ведь ты, очевидно, сюда часто заглядываешь.

– То же самое можно сказать и о тебе, – буркнул в ответ я.

– Ну раз мы так с тобой похожи, нам просто необходимо познакомиться. Все зовут меня Йесом, а ты …

– Ян Майлос. – Я вопросительно посмотрел на нищего. Чего ему от меня надо?