— Володь, я им про Узбекистан сказал, чтобы отстали. Чтобы поняли—не можешь ты сейчас в больницу, — начал Паша. — Ну и Фридман звонил при них раз пять, прям плакал. Говорил, если не приедем, кирдык ему. Предлагал, только не падай, четыреста пятьдесят — только тебе! Ну и нам удваивал. Я тебя не уговариваю. Просто было бы странно, если бы он звонил, а я тебе не сказал...

— Ты слышал, что в Ижевске арестовали кого-то после наших выступлений? — перебил его Володя.

Паша удивленно вскинул брови:

— Не бери в голову, они сами подставились. Нас это не касается. Нигде ни подписей... ничего. Я же не дурак.

— Я разве сказал, что ты дурак? Я сказал: «Люди сидят». — Володя вернулся в комнату.

На кухне уже несколько минут свистел чайник, раковина была полна посуды, стол тоже заставлен грязными тарелками и чашками. Татьяна сидела на лавке спиной к плите. Володя несколько секунд постоял на пороге кухни, затем снял чайник и ласково начал:

— Он прекрасный врач. Я сам надеялся больше вас всех, но не получилось у него... со мной... — Володя выбросил в ведро под раковиной скомканный бланк. — И он это знает, и я. Вот он всех собрал и давай стращать. — Володя подбирал слова, стараясь говорить весело и беззаботно. — Я—его творческая неудача. Понимаешь?

Он заметил, что Таня прячет лицо, и попытался развернуть ее к себе. Она беззвучно плакала.

— Ты чего?

— Воды горячей нет.

— Танюш, ты из-за этого?

Он указал на гору посуды, взял первую попавшуюся тарелку, вытащил из-под раковины помойное ведро и бросил в него тарелку. Затем сгреб со стола чашки — тоже в ведро. Стал хватать грязную посуду и беспорядочно швырять в мусор. Посуды было много, вся она не помещалась, и он начал давить ее ногой.

Таня поняла: происходит что-то неладное.

— Перестань, порежешься.

— А? Да.

Володя схватил топорик для отбивания мяса и принялся колотить им по посуде — в ведре, в раковине, на столе. Осколки разлетались по всей кухне. С Татьяны спало оцепенение, она вскочила и попыталась забрать топорик, но, поняв, что это невозможно, обхватила Володю обеими руками, мешая ему крошить посуду.

— Володя, остановись! Володя!.. — закричала Таня. — Паша!

А Володя все топтал посуду, не обращая внимания на Танин крик.

— Из-за этой ерунды...

Вбежал Леонидов со сковородкой в руке.

— Вы чего? — растерянно спросил он, озирая разгром.

— На счастье, — задыхаясь, ответил Володя и упал на лавку.

Не успел он перевести дыхание, как зазвонил телефон.

— Фридман опять. Будешь говорить? — Паша поставил сковородку на плиту.

— Скажи, меня нет, извинись...

— Ну да, поверит он мне — тебя нет, — пробубнил Паша, доедая на ходу остатки котлеты. — Подвели мы людей!

Татьяна прикрыла дверь, взялась собирать осколки.

— Если бы я была твоим отцом, я бы подписала...

В дверном проеме возник Леонидов с телефонным аппаратом в руках, протянул трубку Володе:

— Возьми.

— Я же сказал: меня нет.

— Возьми. Париж, —немного помявшись, добавил Леонидов.

Володя мгновенно подобрался. Он ждал этого звонка последние несколько дней. Ему следовало объясниться с женой. Сказать ей, зачем он срочно летит в Париж. Он легко поднялся, забрал телефон у Леонидова и вышел в гостиную. В кухню доносились обрывки разговора. Леонидов вытянул шею и прислушался. Он тоже ждал этого звонка.

—Алле... Здравствуй, родная... Только-только вошел. .. Как у вас? Как ты?.. Ну конечно соскучился... Да, я люблю тебя... Еще раз?.. Как?.. Громче? Я люблю тебя... Да ты что!

Татьяна резко закрыла кухонную дверь и нарочно шумно, чтобы Паша не смог разобрать ни одного Володиного слова, стала подметать разбитую посуду. Леонидов от досады скрипнул зубами:

— Не могу, какие же деньги уходят!

— Сволочь... — прошипела Татьяна.

— Что?!

— Доишь его, доишь!.. Когда же тебе хватит?

Паша внимательно посмотрел на Татьяну.

— О, что я слышу? Ты рот начала открывать... Запомни, ты здесь никто...