— Рано или поздно запасы кончаются. Все. Силы душевные, всё, что знаешь, умеешь. Орел падает. Вот ты и кидаешь ему самого себя. Может, хватит? Может, долетели уже?

— Все правильно. Очень похоже. Руку отрезать? Я, ей-богу, отрезал бы. Никому не нужна рука моя.

— Володя! Твой орел тобой уже обожрался, — почти кричал Сева. — Разжирел на тебе. Хватит! От тебя же не осталось ничего. Этот способ не работает.

— Почему не работает? Все работает. — Володя мрачно усмехнулся. — Летим.

— Нет, все бесполезно. Тебя надо просто брать в охапку и тащить. Ну-ка вставай. Пошли.

Сева попытался вскочить, но ремень безопасности так впился ему в живот, что он только крякнул. Володя, улыбаясь, смотрел на друга. Самолет начал разбег по полосе.

— Успокойся. Все хорошо.

Он протянул Кулагину взлетный леденец. Тот разжевал его в секунду и расстроенно забубнил:

—Девчонки мои... тоже... надавали заданий: платочки, браслеты, но главное — ковер. Еще дыню хотят. Я бы лучше вообще фруктов привез, и все. Зачем ковер? Куда его?

Володя смотрел в иллюминатор. Самолет быстро набирал высоту.

— Да.

— Что «да»?

— Ковер, Севка, только со мной, по коврам я спец!

Самолет набрал нужную высоту и выровнялся.

За иллюминатором открылся ватный ковер из облаков. По салону стали свободно передвигаться пассажиры. Володя откинул кресло и закрыл глаза.

* * *

При посадке самолет несколько раз сильно тряхнуло. Заплакали дети, с полок посыпались вещи. Володя мгновенно проснулся.

— С мягкой посадкой!

— Да уж! — Севка растирал ушибленное о переднее кресло колено. —Хорошо начинаем.

Леня Фридман стоял на летном поле прямо у трапа в шикарном белом костюме-тройке и, едва только Володя вышел из самолета, замахал руками и бросился навстречу, расталкивая спускавшихся пассажиров.

— Володечка! Мальчики мои дорогие! Пашулик!

Леня обнимал и целовал по очереди Володю,

Пашу, Севу. Перед Толиком он немного помялся, но потом трижды расцеловал и его.

— С приездом! Как дорога? Между прочим, у нас аншлаги! А могло ли быть как-то по-другому? Высоцкий, Кулагин, Таганка—это ж мне и работать не надо. Багаж?

Леонидов дружески похлопал Фридмана по спине:

— У нас четыре места.

— Скромненько. И правильно. Прошу покорно. Встречайте багажичек. — Он указал на пункт выдачи багажа и, крепко взяв под локоть Володю, потянул его к выходу из аэропорта.

Выйдя на улицу, Леня начал вести себя странно. Он озирался по сторонам, заглядывал в лица людей, прохаживаясь, то клал руки в карманы, то скрещивал их на груди. Он попробовал даже посвистеть, но губы его предательски дрожали. Володя закурил, с улыбкой наблюдая за Фридманом. Вдруг Леня, подойдя к нему и прикрыв ладонью рот, взволнованно прошептал:

— Вот вопрос тут какой... А может, не будем работать?

— А что будем делать?

— Я забронировал билет, можно прямо сейчас улететь, но только тебе. Ребят я сам отправлю, завтра. Вот номер брони.

Он разжал кулак, на ладони шариковой ручкой было написано «042/5». Он сжал кулак, отошел на несколько шагов в сторону и тут же вернулся.

— Леня, да что случилось? — удивился Володя.

— Володя, опасно! Могут возникнуть проблемы. Давай одним разом пожертвуем. В Ижевске... Ну, ты в курсе, наверное... Верь мне, я не за себя боюсь. Хотя, конечно, и за себя тоже. Ну вот веришь? Предчувствие!

Володя долго, испытующе смотрел на Фридмана.

— Леня, все будет хорошо. — Он улыбнулся. — Или плохо. Не надо тебе ничего бояться. Вы с ума посходили все. Я сам за все отвечу. Делайте свою работу. А я как-нибудь разберусь.

— Нет, нет. Никто не покушается на твою самостоятельность, Володя, — переполошился Фридман. — Я уважаю тебя. Просто, если ты хочешь, я могу тебя отправить, и все — и больше ничего.

— Не хочу.

— Ну уж если ты сам... не волнуешься, так я чего?.. Пусть все будет, как ты хочешь. Ты сам решил. Я-то кто такой здесь?

Володя слегка приобнял его за плечи:

— Чего ж мы так боимся? Позови их на концерт.

— Кого?

— Да всех: милицию, ОБХСС, руководство местное. Пусть приходят с семьями, с друзьями.

— Это идея! Пусть. И знаешь... я даже сам хотел. А зачем, Володь?

— Начальство в зале — значит, можно.

Леня мгновенно преобразился. Он расправил плечи и с важным видом огляделся вокруг.