* * *

Леонидов и Изабелла закрылись в директорском кабинете. Услышав внезапный стук, Изабелла поднялась, чтобы открыть дверь.

Кулагин ввалился в кабинет.

— Простите, нам надо два слова друг другу сказать, — обратился он к Изабелле.

— Вообще-то мы работаем, — недовольно отозвался Леонидов и проглотил кусочек лимона.

— Все! Он же не может, ему плохо, отменяй концерт. Его надо в Москву, в больницу. Ему плохо.

— Ему плохо, потому что нет лекарства, — невозмутимо отрезал Паша. — А если он не будет работать, начнется вообще бог знает что! Так его держат публика, обязательства хоть какие-то. Толя дает ему препараты шведские. Ты знаешь, сколько я за них заплатил? Говорили, расслабляют, снимают тягу. Да ни хрена они не снимают! Долбаные шведы.

Сева набрал воздух в легкие, чтоб не закричать от досады, затем выдохнул, успокаиваясь. Насколько он сейчас вообще мог успокоиться.

— Павел, ты не понял... Выйди сейчас на сцену и скажи, что концерт отменяется. Все люди, поймут.

— Нет, это ты выйди и работай, — так же невозмутимо продолжил Паша. — Ты зачем сюда приехал, артист? Артист — играй! Пока ты работаешь, Володя отдыхает.

Паша вытолкнул Кулагина из кабинета.

* * *

Сева выскочил на сцену, и публика захлопала.

Он поклонился, отбежал к кулисе и. краснея от натуги, выкатил на сцену рояль.

Затем снова убежал и вернулся со стулом. Зрители наблюдали, как он забрал со сцены стойку с микрофоном. сет за рояль, взял несколько аккордов... Зал затих. Продолжая наигрывать. Сева обратился к публике:

— Добрый вечер. Потушите свет в зале. Добрый вечер! Вы все пришли на концерт Владимира Высоцкого. Но ведь когда мы приходим на концерт, скажем, Моцарта, мы же не ждем, что он сам к нам выйдет. Мы с удовольствием слушаем его произведения. И сейчас — никакого обмана. Будут звучать песни Владимира Высоцкого! — Сева начал играть ритмичней. — Кому не понравится — в конце мы вернем деньги.

И Сева запел:

Примерно до середины песни ошарашенные зрители молча слушали Севино исполнение. Затем зал неуверенно загудел, послышались крики:

— Халтура!

— Высоцкого давай!

Люди поднимались с мест, свистели. Первые ряды кидали на сцену скомканные билеты и фантики от конфет.

Сева мужественно продолжал:

Вдруг шум в зале стих. Сева увидел, что на авансцене стоит Володя. Кулагин перестал играть и опустил голову.

Володя очень тихо, но отчетливо заговорил в микрофон:

— Это, наверное, очень удобно — вот так в темноте свистеть, топать ногами... вроде и себя показал, и не увидел никто. Пожалуйста, включите свет в зале.

Он дождался, пока свет включат, и продолжил:

— Всеволод Кулагин — мой друг, прекрасный актер. Он пел мою песню. Давайте дослушаем.

Он повернулся к Севе и кивнул ему. Севе ничего не оставалось делать, как закончить начатое:

Зрители, затаив дыхание, смотрели на сцену. Все понимали, что происходит что-то необычное, незапланированное. И когда Сева, закончив петь, встал у рояля—публика приветствовала его как триумфатора. Слабо кивнув, Сева побрел за кулисы.

Володя вновь обратился к публике:

— Спасибо, что вы пришли на мой концерт. Я вышел с гитарой, чтобы у вас не было сомнения, кто к вам приехал. Но петь сегодня я вам не буду. Я потерял голос — может, от жары, может... не знаю, одним словом, от чего. Но раз вы пришли, встреча состоится, что бы ни случилось, при любой погоде. Я расскажу вам о Театре на Таганке, о себе, поговорим так. Знаете, есть такая форма — творческий отчет. Вот отчитаюсь, значит.

Зал ловил каждое слово Высоцкого. В резервном ряду солидные люди из местного руководства тоже внимательно слушали.

В кулисах за Володей наблюдали Леонидов, Нефедов и Сева. К ним присоединился Фридман.

— Ребятки, здесь такого никогда не было. Все пришли! Вон — шестой, седьмой ряд.

— Шел бы ты... — Сева недобро посмотрел на Фридмана.

— Да-да, конечно, вы здесь сами... — Фридман ретировался.

Было видно, что Володя в предобморочном состоянии. Мокрая футболка, блуждающий взгляд, неоправданные паузы.