Неизвестно
Шрифт:
Выбравшись из зарослей шиповника, брюнетка побежала к убитой у копны женщине и опять зарыдала над телом, в горе обхватив лицо ладошками. Блондинка стояла рядом и, покусывая губы, смотрела по сторонам. Клеверное поле теперь было усеяно мертвыми телами, разбросанными вещами. Из леса появлялись спасшиеся и с громкими рыданиями шли по полю смерти, отыскивая родных.
– Это твоя мать?
– спросила блондинка.
Длиннокосая покачала головой.
– Мамина сестра, тетя Сарра. Я у нее жила этот год.
– Как тебя зовут?
Та подняла свои большие, выразительные, чуть раскосые глаза.
– Софа.
– Вот что, Софа. Надо идти на восток. Надо догонять армию. Нельзя оставаться под немцем, понимаешь?
Та покачала головой:
– Надо похоронить тетю Сарру.
– Ее похоронят местные крестьяне. Всех убитых похоронят. А нам надо идти. Спешить. Бежать. Потому что если немцы придут, то убьют и нас с тобой. А сначала еще изнасилуют всей ротой.
Софа испуганными глазами глядела на блондинку. Та нервно передернула плечами.
– Ты, Софка, еще в себя не пришла. Да и я, по правде, тоже. Но я уже второй раз от немцев бегу, поэтому послушай меня - надо идти. Скорее. Как можно скорее успеть за Неман. А там ещё, может быть, эшелоны отправляют на Минск.
Софа покачала головой:
– Мне надо в Слоним. Там мои мама и папа. И надо похоронить тетю Сарру.
Блондинка присела перед Софой и терпеливо произнесла, глядя ей прямо в
глаза:
– Тетю похоронят без нас. В общей могиле. Я знаю, я видела. Так делают. А мы потом сюда вернемся и вместе поставим здесь памятник. А если и мы погибнем, то никто не будет знать о месте гибели тети Сарры. Понимаешь? Нам надо идти.
Над дорогой на восток пролетели звенья немецких самолетов. Проводив их взглядом, блондинка сказала:
– Я одна и ты одна. Вместе нам будет легче. Пошли. Если сейчас не пойдешь, я брошу тебя и уйду сама.
– Иди, - ответила Софа.
– Я останусь с евреями. У нас своя судьба.
– Дура ты, а не еврейка. Бестолковая, ортодоксальная дура. И если останешься здесь - без всякой судьбы. Не гибнуть надо, а спасаться. Не плакать, а сопротивляться. Я тоже еврейка, но я не дам убить себя, как глупую курицу.
– И она ловко извлекла из сумочки немецкий пистолет.
– Уж хоть одного арийского гада я все равно прихлопну.
– Ты еврейка?!
– В изумлении Софа поднялась во весь рост. И стало видно, какая это стройная, с пышными формами, поражающая восточной красотой девушка.
– Как? Каким образом?!
– Обыкновенным. Как и ты - от папы с мамой заразилась, - брякнула блондинка.
– Кстати, меня Диной зовут.
И, крепко схватив Софу за руку, потащила ее к дороге. Та еще сопротивлялась, упиралась, оглядывалась на тело убитой тети, но все дальше и дальше увлекала ее новая знакомая. А на дороге уже появилась другая колонна беженцев, густо перемешанная с отступающими подразделениями Красной Армии.
– Я, начальник штаба дивизии подполковник Зеленко, приказываю взорвать мост через Неман!
– кричал в телефонную трубку весь потный, краснолицый военный. Ему что-то отвечали, он, едва сдерживая себя, выслушал и закричал снова: - Сейчас везде бои! И везде наши отступают! А если на их плечах немцы захватят переправу, ворвутся в город? Это трибунал! А у нас тут в штабе маршал Советского Союза Кулик! Ты понимаешь, что прорыв немцев к переправе потенциально грозит захватом маршала и штаба дивизии в плен? Ты это понимаешь?! Немедленно взорвать мост, немедленно! Приказываю, или я тебя лично расстреляю! Лично!
И, положив трубку, устало утер лицо носовым платком, словно закончил тяжелую работу.
Авангардный взвод кавалерийского полка красных казаков усталой рысью подходил к Неману. Издали увидев неширокую, манящую ленту стремительной реки, казаки перешли на галоп.
– Есть переправа! Есть!
– закричал счастливым голосом ехавший в начале строя лихого вида симпатичный, крепкий казак, огромный золотистый чуб которого завивался из-под кубанки.
– Пятаченков!
– крикнул взводный. И лихой золоточубый казак тотчас оказался перед командиром.
– Скачи к комполка, доложи - переправа есть!
– Слушаюсь!
– И казак, крутнув на одном месте коня, помчался навстречу потрепанному в боях, сильно поредевшему полку. Но не отъехал он от взвода и полверсты, как раздались три мощных взрыва и моста через Неман не стало.
Пятаченков на всем скаку резко рванул уздечку, и конь, ошалело задрав морду, сел на задние ноги. Казак тотчас развернул его и надрывно закричал, глядя на остатки того, что минуту назад было отличным мостом - надеждой на переправу раненых и измученных казаков: