В сфере экономики — президентская команда могла предъявить избирателям купирование кризиса и выведение экономики из состояния пикирования в состояние шаткого, но неуверенного равновесия. Проблемнее было с третьим пунктом предвыборной повестки дня — с внутренней политикой.

Издревле — Демократическая партия была партией всевозможных меньшинств, точно так же как Республиканская партия — была партией белого большинства. Демократы поддерживали негров, мексиканцев, сексуальные меньшинства, лиц, не желающих служить в армии… понятно, в общем. Но сейчас — ситуация в стране складывалась такая, что все эти меньшинства — были угрозой стране, угрозой самому существованию САСШ как государства. Президент Морган это понимал, хорошо понимал — но лишиться избирателей не мог.

Что мог противопоставить этому республиканский кандидат в президенты, Джек Лейтер, конгрессмен от штата Луизиана? Многое.

Первое — Америка проигрывала войну. Он заявлял это прямо, заявляя это при любой малейшей возможности — в отличите от действующего президента он имел право критиковать. Америка проигрывает войну. Отвод войск в оффшорную зону — стал агонией кампании в Бразилии: с моря противника можно разгромить, но не завоевать. В Мексике — ситуация не только не улучшилась, но и обострилась, демократическая администрация не может предложить никакого иного выхода, кроме как покинуть страну. Сам Лейтер — не мог предложить детального плана решения внешнеполитических проблем в пользу САСШ — но он мог показывать свои медали и зеленый берет избирателю — чтобы Джо Сикс Пак у телевизора сказал: да, этот парень знает, как надо поступать с врагами. В экономике — главной картой Лейтера стала безработица. Подскочив во время кризиса до семнадцати процентов — она опустилась до четырнадцати и оставалась на этой отметке уже год. Причем — безработица в САСШ считалась очень хитро, люди, которые не могли найти работу в течение определенного времени — исключались из подсчетов. Таким образом, не учитывались хронические безработные, искажалась картина — а в некоторых штатах по данным независимых аналитиков постоянной работы не имели до тридцати процентов населения — треть! Безработица била по наиболее незащищенным, по низкоквалифицированной рабочей силе, по «белой швали» как ее называли — людей, занятых на простых, исполнительских работах, на минимальной и близкой к минимальной заработной плате. В этих кругах были распространены агрессивно — националистические настроения и вот почему: когда нелегальный мигрант — мексиканец начинал работать, без страховки, без налогов, безо всего — он отнимал рабочее место именно у таких американских граждан. Когда в угоду политкорректности принимали законы о запрет расовой и этнической дискриминации и крупные компании начинали балансировать этнический и расовый состав своего персонала — почему то всегда оказывалось, что на высококвалифицированную работу годились только белые кандидаты, высококвалифицированных мексиканцев и негров просто не хватало. Вот и начинали — набирать мексиканцев и негров на нехитрую исполнительскую работу — и увольняли опять-таки «белую шваль», пусть она и работала лучше, ответственнее и квалифицированнее. Ну и как после этого не стать расистом и этническим националистом?

Юг, откуда происходил Джек Лейтер — теперь был за республиканцев, просвещенный север — за демократов. Оставались колеблющиеся штаты, они были известны в любом раскладе. Огайо, Индиана, Коннектикут, Нью-Джерси, Нью-Йорк, Иллинойс, Техас, Флорида. Конечно, в каждые выборы ситуация на предвыборном поле была своя — но эти штаты были «свингующими» почти на каждых выборах. Соответственно — кандидаты, и республиканский, и демократический — тратили все свои силы именно на эти штаты. Если в остальных — хватало выступления в столице штата, может еще в паре — тройке крупных городов — то эти штаты приходилось «чесать мелким чесом», останавливаясь для агитации даже в самых мелких и незначительных городках. Все помнили — в как нулевом году судьбу президентского кресла решили несколько сот голосов Флориды — кстати, губернатором там был брат победившего кандидата, а выборы там проходили — с грубейшими нарушениями.

Пока Джек Лейтер уговаривал голосовать за себя техасцев — это было сделать не так то просто, выходцев из соседней Луизианы они считали людьми легкомысленными и несерьезными, а легкомысленность — совсем не то качество, которое нужно президенту — действующий президент решил наведаться в Индиану. Штат верзил. Совсем рядом с Вашингтоном — не надо было забывать, что Президент есть президент, и пока его противник может свободно разъезжать по штатам и агитировать — президент должен управлять страной. Штат, в котором даже столица — Индианаполис — не дотягивает до миллиона жителей. Штат, где доминирующей религией является не протестантизм, а католичество — сам президент был протестантом, но католиком был вице-президент, и это здесь учитывалось. Штат с большим количеством промышленных объектов — так, на северо-востоке Индианы располагался крупнейший регион сталелитейщиков. В Индиане располагались заводы фармацевтической, оборонной промышленности, производство комплектующих к автомобилям, станкам — много всего. Но в том то и дело — что промышленность при кризисе пострадала больше всего, в штате не было штаб-квартир крупных компаний, было только производство, которое упало и не поднялось. Вот почему — в штате свирепствовала безработица, и было много недовольных властями.

Этот штат — надо было брать. Аналитики из предвыборного штата подсчитали, что если действующий президент возьмет север и центр — то даже победа Лейтера в Техасе и Флориде ничего не изменит. Калифорния, штат, дающий наибольшее число выборщиков был традиционно демократическим, он уравновесит потерянные Техас и Флориду. А без севера и центра — Лейтеру Белый дом не взять.

Но все эти расклады — верны лишь в том случае, если не упустить ситуацию здесь, на севере.

Президент Североамериканских соединенных штатов прибыл в Индиану рейсом ВВС-1 утром, очень ранним утром. Здесь — он намеревался пробыть как минимум три дня, нужно было обязательно посетить четыре основных города штата — Индианаполис, Форт Уэйн, Эвансивилль и Хэммонд и как минимум половину из оставшихся городов. Обязательно выступить на севере и северо-востоке — там самые большие проблемы, но именно там и нужно бороться, нужно переломить негативный настрой избирателей и вселить в них уверенность в завтрашнем дне. Если он это сделает — то Лейтеру, который намеревается сюда прибыть через десять дней — будет нечего ловить. А он это сделает — в свое время Дарби Моргана звали «мистер двенадцать». Двенадцать — число присяжных заседателей, которых надо обольстить, заставить их выслушать тебя, поверить тебе — и мало кто мог это делать так как Дарби Морган. Сегодня ему придется иметь дело не с двенадцатью, а как минимум с двенадцатью тысячами людей, в основном чем-то недовольных — но он знает, что им сказать. Как им сказать. О чем им сказать…

В то самое время, когда самолет ВВС-1 совершал посадку в аэропорту Индианаполиса — в город, по семидесятой дороге въехала машина.

Человека, который вел эту машину — можно было в чем-то заподозрить, только если иметь богатое, очень богатое воображение. Это был среднего роста, лет тридцати от роду лет человек, тщательно, до синевы щек выбритый, темноволосый, с правильными чертами лица, среднего роста, без лишнего веса, аккуратно одетый. Он говорил по-английски правильно и совершенно без акцента, он ехал через всю страну, тщательно соблюдая скоростной режим, он ни с кем не вступал в конфликты, он останавливался только на автоматических заправках, где автомат, наподобие платежного терминала — принимал купюры и выдавал бензин, за все время своего пути он ни разу не зашел в придорожное кафе, чтобы обедать, ни разу не свернул к мотелю, чтобы поспать. Он был похож на военного в штатском. Он ничего не ел, и пил не кофе, а минеральную воду без газа, он не ел уже три дня — но ему, привыкшему к суровому воздержанию и смирению плоти — было привычно чувство голода. Его никто и нигде не остановил — но если бы и остановил, у него нашлись бы водительские права на имя Митча Уэйна выданные как раз в Индиане. Если бы дорожный полицейский захотел проверить их по компьютеру — он узнал бы, что Митч Уэйн ни разу даже не привлекался за нарушение скоростного режима, не говоря уж о более серьезных неладах с законом. В наши суровые времена, времена PATRIOT Act и всевластия спецслужб и это не спасает от проявления пристального интереса и возможного превентивного заключения — но это в том случае, если ты привлечешь внимание. А этот человек — в том то все и дело — внимания не привлекал. Вообще.

Этот человек не был зомби или кем-либо еще. Просто он были верующим. Настоящим — верующим, в нашем мире уже не осталось места искренней вере во что бы то ни было — а вот этот человек верил. Он верил так, как верили средневековые инквизиторы, отправлявшие на костры ведьм, как верили кальвинисты, устроившие в Швейцарии геноцид всех, кто не верил. Это была суровая, требовательная вера, ожидающая от своего адепта — готовности на все.

И он был готов. На все.

Когда самолет ВВС-1 замер у выстеленной в аэропорту ковровой дорожки — пожилой негр махнул рукой, и оркестр иезуитского колледжа — довольно слаженно заиграл «Привет вождю». [70]

Президент Дарби Морган появился на трапе один, приветственно вскинул руки. Он был фотогеничным и умел пользоваться этим. Более того — в отличие от многих других президентов он лояльно относился к прессе и сейчас, у трапа был не только губернатор штата и иные официальные лица — но и корреспонденты местных изданий. В этом был тонкий расчет: журналистский пул путешествовавший с президентом в основном был представлен корреспондентами крупных телевизионных каналов, это была линия коммуникации для крупных городов. А вот жители мелких городов, захолустья, нутряной Америки — в основном читают местные газеты и доверяют им. Вот почему президент настаивал, чтобы представителей местной прессы пропустили к самолету — он искал пути к сердцам жителей глубинки, пытался вырвать коврик из под ног республиканцев. Для этих репортеров — встреча с президентом может быть событие всей их жизни и уж они-то восторженных эпитетов не пожалеют.