Оставив Люнетту во дворце на попечение казаков, я вылетел в аэропорт на вертолете — встречать Императора.

Дворцовая полиция была в своем репертуаре. Опасаясь, что движение самолета Его Императорского Величества отследят — они расконсервировали неприметный, но снабженный самыми современными системами связи и РЭБ самолет, предназначенный для перелетов ЕИВ во время войны. Он выглядел как обычный транспортник, но внутрь — вставлялась точно изготовленная по размерам грузовой кабины самолета капсула, в которой уже — роскошь не уступала лучшим салонам Петербурга. Самолет этот делали серией, другие самолеты серии — встречали приземлившихся космонавтов.

Николай мальчишеской походкой сбежал по трапу, пригибаясь, пробежал к вертолету, опережая охрану. В салоне — плюхнулся напротив меня на сидение, махнул рукой — можно отправляться. Торопливо рассаживалась по местам охрана.

— Как город?

— Жаль, с полета не увидишь! — сказал я в ответ

Темнело. На окраине города — две машины, в каждой из которых была установлена лазерная установка — готовы были нарисовать над Тегераном числа 2003 и поздравлением всем на фарси. Для персов, многие из которых никогда не видели подобного — появление букв в ночном небе будет тем же самым, что для христиан — знамение.

А сделали мы многое, черт побери. Полностью функционируют все аэропорты, в Бушере восстановлен нефтеналивной терминал, строится еще один — в одной из самых северных точек Персидского залива. В Тегеране — восстановили далеко не все, но восстановили все крупные дороги, семьдесят пять процентов водопровода и девяносто, даже больше — электричества. Остальное — восстанавливают сами люди… восстановление уже началось, с каждым днем все больше и больше людей убеждается в том, что русские здесь — надолго, и надо просто жить дальше.

И с каждым днем — все более ожесточенным был террор. Видит Бог, я не хотел этого. Но с каждым днем — общество снова раскалывалось на две части: те, кто поверил русским и готов идти за ними. И те, для кого любой русский, любой неверный — враг биологический. В Тегеране то еще ничего, а вот в глубинке… Мы уже пошли на отчаянный шаг — начали раздавать оружие тем, кто взял землю и начал на ней хозяйствовать. Убедились, что таких — не прощают.

Николай стукнул по столику, который разделял нас, привлекая внимание.

— Говорят, ты не один тут, а?

— Правильно говорят.

На лице у Николая появилось заговорщическое выражение

— Где нашел?

— Ты не поверишь — именно нашел.

Я коротко рассказал историю Люнетты, многое умолчав. Николай хмыкнул

— И бывает же… то нет ни гроша, а то сразу пятиалтынный

— Это у кого это нет ни гроша?

— У тебя — спокойно сказал Николай — я вон солидный человек, окольцованный, а ты когда?

— Успеется. А как с дочерью? Работаешь?

Николай помрачнел

— Работаю

О том, что в Августейшей семье не все ладно — я знал, знал по слухам, о которых не задумывался. Все-таки Николай сделал большую глупость с браком. Брак с кинозвездой — он, конечно, обеспечивает тебе первые полосы до конца жизни, до этой истории такое было только в Монако [68] — но есть и минусы. Они в том, что два человека, рожденные в разных странах, жившие до брака совершенно разной жизнью — должны предпринимать какие-то усилия для того, чтобы сохранять брак и оставаться вместе. Если ни та, ни другая сторона не хочет уступать, если в браке два лидера, если старая, добрачная жизнь тянет назад — будут сложности. По хорошему — что мне, что Николаю следовало выбирать на Бестужевских курсах, готовящих девушек из хороших семей в жены высшим сановникам империи. Но увы — что я, что Николай обожаем сложности, будь это побег в поход по Крымскому полуострову без предупреждения старших или выбор спутницы жизни.

Слухи доходили и сюда — и судя по этим слухам, Николай себя женатым, солидным, окольцованным человеком совершенно не чувствовал — по поведению не было видно.

— А мне советуешь окольцеваться.

Николай ничего не ответил, было видно, что тема эта ему неприятна и лучше ее не продолжать…

— Ничего себе…

Я кивнул

— Здесь была прекрасная коллекция произведений искусства, просто удивительная. Стены драпированы где бархатными занавесями, где шелком, а где и драгоценными камнями. Они все это уничтожили. Специально резали портреты и разбивали статуи. Знаешь, как мы распознаем махдистов и прочую шваль?

— Как?

— У них в вещах всегда найдешь что-нибудь, на чем замазан портрет. Тот же батончик Машенька, популярная вещь. Они или замазывают портрет, или отрывают это место. Изображение человека — харам.

— Но там же просто рисунок!

— Все равно — харам.

Николай только плечами пожал. Для нас, родившихся в конце двадцатого века и живущих в веке двадцать первом, было удивительно — как простой рисунок на шоколадном батончике может быть чем-то запретным. Господи… в Крыму были пацанские компании, где были в основном мусульмане, и они эти батончики наворачивали — за ушами трещало.