Я хотел еще немного порасспрашивать Фьюлля и был рад узнать, что соглашение заставляет его отвечать на вопросы, хоть рассказ о диве меня несколько встревожил.

— Что случилось с твоими крыльями?

— О, да. Разве они не прекрасны? Фе! Это первое, чего меня лишили перед изгнанием. Перед тем, как я был вынужден покинуть пламенеющие залы моего народа, крылья забрали низшие абишаи в качестве трофеев, чтобы использовать их как стяги в Войне Крови. Мои рога обломали, а один из них поднесли лорду Белу в качестве питьевого рога, да будет проклято имя его на Планах!

— Что ты можешь рассказать о Войне Крови?

— Фе! Ты что, бился своей головой обо все без исключения камни, раз ничего не знаешь об этом? На Низших Планах свирепствует Война Крови. Нет Плана, не затронутого этим конфликтом. Представь себе самую страшную войну, которую можешь, увеличь ее в миллион раз во времени и пространстве, и ты получишь кусочек поля брани, на котором ведется сражение Войны Крови. Это война мировоззрений, ведущаяся, чтобы определить одну из основных концепций Вселенной! Она способствует развитию науки… множество ужасных предметов было сотворено именно из- за Войны Крови. Почему? Потому что она — боль, смерть, зло. Танар'ри сражаются за хаос и зло… зло, насаждаемое грубой силой, кнутом и ненавистью. Их «зло» это зло орды, коллективный разум зла. Они убивают и грабят.

— А прочие стороны?

— Баатезу стремятся к жестко структурированному злу, являя его истоки в основе которорых — порядок. Танар'ри убивают. Баатезу используют. Им предначертано уничтожить друг друга… Частью моего задания — а я был лучшим, кстати говоря, — было выставлять планарных воителей и иномировых магов в авангард сражений войны. Говорили, что деяния мои привлекли внимание самого лорда Бела! Даже он разглядел мои достоинства! Фе! Теперь мое унижение завершено.

— Ты узнаешь меня?

Он впервые внимательно оглядел меня.

— Воспоминания подобны пустым ущельям в моем разуме, почти — человек. Множество созданий встречал я в бытность свою бессмертным… но не думаю, что ты был среди них. — Раздвоенный Язык пожал плечами. — Вы для меня все одинаковы… думаю, что запомнил бы твое покрытое шрамами тело… они так похожи на дышащие картины из галереи кож лорда Бела в Бааторе, в тебе меньше красоты, но в узорах шрамов куда больше страсти. Велика жестокость, практически достигает границ приемлемого, шрамы нанесены с грубостью танар'ри, без учета того, чтобы усилить в процессе твою боль. Художник баатезу куда более тщательно следовал бы путям боли на теле. Некоторые из ран выглядят смертельными, другие говорят о том, что наносил их слепой мясник, нарезающий человека на кусочки. Фе! Человеческое искусство бывает донельзя мерзко. Какой потенциал растрачен впустую!

— Адский Советник утверждает, что мы, танар'ри, грубый народ? — казалось, Падшая Грэйс испытывает истинное удовольствие от беседы.

— Фе! Сказать, что танар'ри просто грубы, значит — оскорбить грубость. Низшая раса, наслаждающаяся хаосом, тонущая в его стоячих водах и называющая себя — злом. Вовсе вы не народ. Вы — звери.

— Думаю, ты упрощаешь предмет приверженности злу, и сильно. Многие танар'ри сказали бы, что чем ближе они к первозданной природе зла, тем более верны они идеалу, — возразила Падшая Грэйс.

— Фе и еще раз фе! Звери танар'ри стремятся сорвать пелену закона и порядка с лика зла! Непростительно! Невыносимо! Я не могу…

— С точки зрения баатезу, — молвила Падшая Грэйс, — действительно невыносимо. Однако… Советник, многие философы- танар'ри укажут, что баатезу можно обвинить в искоренении страсти из жестокости, искоренения страсти из самой сущности зла. Баатезу заменят ярость холодной расчетливой жестокостью. И старый спор продолжится: что есть более великое зло? Эффективное зло или страстное зло?

— Фе! Ты так говоришь, потому что… ты та, кто ты есть. — Он махнул рукой, пресекая дальнейшие аргументы. — Мне хотя бы дозволено оставаться циничным.

— Что это за место? — спросил я, возвращая внимание демона.

— Фе! Мерзкий кратер на Внешних Землях, отражающий пустоту и безысходность моей жизни. Фе! Мне мало нужно. Соки живых созданий питают меня, а определенные энергии этого места ограждают от глупцов, пытающихся отыскать меня… хотя, похоже, некоторым идиотам удалось добраться сюда.

— А что это за скелет?

— Это остов Уль — Гориса, отца гористро. Они — живые, медведеподобные осадные башни, бегемоты хаоса, гигантские, практически неуязвимые, обладающие высокой сопротивляемостью к магии… и кости Уль — Гориса в кратере, куда тот упал, умирая, излучают чары, которые пресекают попытки магического слежения за мной, посему эта жалкая оболочка сможет прожить еще несколько лет. Фе!

Думаю, я потратил достаточно времени, ходя вокруг да около. Я спросил, что он знает о моей похищенной смертности.