Ответить я не успел, потому что «Малыш» соединил меня с Новосибирском.

— Местное руководство просит сеанс связи, — сообщил я Леонидычу.

— Когда?

— Сегодня вечером.

— Хорошо, я буду все время в сети. Теперь слушай. Наш план такой, — гудел шеф, —

Сначала на отдых в Гуанджоу прибывает Саня с мамулей и твоей подругой. Мы едем

следом, «захватываем» вас и доставляем мамочку к Чжао.

— А кто моя подруга?

— Мамуля берет какую-то.

— Славная?

— Ты о работе думаешь, зятек, или о чем?

Ответить я не успел, кончилась минута.

— Чего там? — сонно проговорил Колька,

— Сообщай Ли сяншен — связь установлена и от нас ждут звонка.

О чем говорили Юрий Леонидович и Ван Ли мы с Колькой не знали. Я просто дал

долговязому Лю номер телефона, и мы снова ушли к себе.

Коньяк оказался кстати, и ужин на троих нам подали в номер.

Коротали вечер, вспоминая житье-бытье. Кто будет еще, я не спрашивал, а после

первых двух рюмок появился Дэн Тин.

Он оказался парнем с неплохим чувством юмора и сквозь китайскую внешность у него

иногда проявлялся такой россиянин, что его можно было принять за пересиженного

якута или бурята.

Оказалось, он долгое время работал при господине Быкове и обеспечивал его

взаимосвязи с китайской диаспорой Красноярска. В лагерь попал, когда у того

возникли проблемы.

После освобождения Дэн через Колькиных близких связался сначала с ним самим, а

лишь потом был представлен Ли сяньшен. Работал сейчас под началом Николая, а в

его отсутствие руководил «фабрикой» по сортировке и продаже «отмытых»

консфинкантов.

Вечер заканчивался. Новостей не было. Хотелось спать.

Неожиданно зазвонил «Малыш». Оказался Юрий Леонидович.

— Мы с господином Лю все порешали, — сообщил он, — Послезавтра встречаешь в

Гуанджоу Рубана. Он даст тебе код активации твоего телефона в «системе».

Инструкции тоже у него. Дней пять у вас на отдых будет. Карина передает, чтобы

ты ей изменять не вздумал. Вот ты впух-то с ней, зятек…

— Знаю, папочка. Саня, пускай монету домашним переправит. Нам, кстати, суточные

не полагаются? А то я уже устал деньги себе сам добывать. Я на службе или где?

Ответить шеф не успел, и я подумал, что минута разговора, это все-таки мало...

Коньяк закончился. Колька прогнал Дэн Тина, который пытался расположиться рядом

с ним на койке и рычал:

— Тибе шыто в падлу с брадяжным пацаном сыпати?

Когда мой товарищ все-таки его выдворил с постели, Дэн запахнул пиджак как

бушлат и ушел лагерной походкой. На прощенье окинул нас из дверей мутным

взглядом и изрек:

— Мусорской у вас коллектива какая-та…

Мы не ответили, а он хлопнул дверью и затопал по коридору.

— Видал, — интересовался у меня Колька, — Что же это за зараза наш лагерный

менталитет. Сам не видел, а Карп рассказывал, что даже негры блатовали, не

говоря уже про арабов и прочих залетных — сильным воровское движение было.

Я промолчал и показал ему знаком, чтобы он выключил свет. После схватил барсетку,

«Малыша» и вышел в туалет.

— Интересно, есть ли здесь камеры, — произнес я в никуда.

Аппарат завибрировал.

«Есть, но сейчас не смотрит».

Скрипнул:

— ???

«На посту никого нет».

«Отлично», — мысленно воскликнул я и открыл барсетку.

Утро свалилось на голову вместе с похмельем. Всегда знал, что коньяк, это

лекарство и пить его надо по чуть-чуть. Особенно тридцатилетний.

— А вкусный, какой был, падла, — будто читая мои мысли, стонал с постели Колька.

— Как там старина Дэн? — произнес я сегодняшнюю первую фразу, — Что делает?

— Сто процентов спит. Вот уж чему он научился в России, так этому: спать и

мастерски ничего не делать!

Оказалось, до Гуанджоу ехать недолго. Понадобилась пара часов, чтобы поезд донес

меня до закатанного в стекло здания Восточного вокзала.

Эти сто пятьдесят километров пути я хотел просто отдохнуть, но мысли и

рассуждения никак меня не покидали.

Впереди была сплошная неизвестность.