которую мне с утра устроил Колька и стал анализировать ощущения.

На завтраке с нами была Е Чай. Она, как и товарищ, выглядела свежей и

отдохнувшей. Слушая их щебетанье, я поглощал овощной салат с жареной свининой.

Голод оказался нешуточный, будто именно я упражнялся ночью в постели, а не эта

парочка.

— Тебе, Миха, Чай-сяоцзе новое прозвище сочинила, — сообщил с набитым ртом

Колька.

— Какое?

— Будда, — удовлетворенно бурчал товарищ, — Миша Будда.

— Мне нравится, — ответил я, — Когда мы с женой лет десять назад в Пекине были,

меня китайцы так и называли.

— Ну, вот видишь, значит, все правильно, тем более, здесь это важно.

— ?? — вопросительно помахал я вилкой.

— Если не позаботишься о прозвище сам, то китайцы его тебе в любом случае

придумают. Никому, наверное, не захочется быть «пузатым», или «толстым Мишей»?

— Понял, понял, — улыбнулся я Е Чай, — А что такое Чай-сяодзе?

— Уважительное обращение к незамужней девушке. Что-то вроде мисс.

— Скажи ей спасибо.

Увлеченный разговором и завтраком, Колька все-таки прозевал расчетное время, и

расставание с подругой получилось скомканным.

Мы унеслись на такси, а она осталась одиноко стоять на крыльце — занесенная в

человеческий муравейник пылинка из далеких Филиппин.

— Понравилась? — поинтересовался Колька, заметив, как я обернулся и замер на

сиденье.

— Приятная девчонка, — отозвался я, помолчав, — Комфортная и домашняя…

— Филиппинки все такие, потому и ценятся как няни, — бурчал мой спутник и

посетовал, — На поезд бы не опоздать.

Вот это состояние товарища и его не совсем российские переживания, я пытался

сейчас разгадать, глядя на летящий за окном пейзаж.

Получалось, довериться старому приятелю я не смогу. Его преданность своей

организации и шефу Ван Ли оказалась слишком сильна.

Когда я невольно создавал помехи в намеченном Колькой графике, то его

недовольный взгляд говорил о многом.

С другой стороны, искренняя

я радость от встречи тоже казалась неподдельной. Похоже, жил еще в нем тот

российский паренек со странной биографией.

Поинтересовался:

— Карпа вспоминаешь?

— Я о той жизни мало сейчас думаю, — после паузы заговорил Николай, — Иногда

кажется, что и не со мной происходило. Сегодня я настоящий, — повернулся он ко

мне, — И если честно — такой прыти от себя и не ожидал. Спасибо Ли сяньшен.

— Да, время многое меняет.

— Не только время. Среда обитания тоже. Вот расслабился вчера, и чуть поезд не

прозевали.

— Слушай, а куда ты пистолеты дел?

— Ночью отдал. «Се коу джай».

— ??

— Солдату.

— А как твоя должность звучит?

— Я «Фу шан шу». Руководитель обособленного направления.

— Круто!

— Да. А для иностранца вообще непосильно. Если бы Ли сяньшен не создал триаду

нового типа то давно бы уже в Россию вернулся.

— Ностальгия?

— Есть, конечно, но не сильно. В прошлом году все-таки заставил маму с сестрой в

гости приехать. Нынче ты появился.

В его голосе я неожиданно услышал теплоту и махнул рукой на свои рассуждения.

«Будь что будет, — решил я, — Здесь, как и везде, всё зависит от тебя самого.

Ошибешься, на кого потом пенять?»

— Ли сяньшен в тебе сильно заинтересован, — заговорил Колька, — Задание ты

исполнил на ура. Не суетился. Когда ко мне «на буксир» попал, тоже не киксовал и

с дурными идеями не лез. Школа, Миха, видна сразу. Будь на твоем месте человек

без опыта, Ли сяньшен это бы сразу просек. А раз уж в гости позвал, значит, есть

у него по твою душу особое мнение. Будешь теперь свою организацию представлять,

которая тебя как переговорщика отправила, — добавил он подмигнув.

— Коля, — наклонился я к его уху, — А когда мы о стремном разговаривали, нас

тоже слушали? Ну, о твоей доле или когда мы должность мне придумывали.

— Слушали, но не слышали, — одними губами ответил он, — Я же иногда аппарат в

карман убирал, или микрофон зажимал.

Я промолчал — думать было не о чем.

Появилось состояние собственного островка.

Старая жизнь оставалась где-то на другом материке и все больше приобретала