Slav
Шрифт:
На скрип дверцы Антонин обернулся, но сразу же вернулся к своему занятию – уходу за метлой. Том поставил тарелку на пол, заперся изнутри, только затем позволил себе вздохнуть полной грудью.
— Учти, Антонин, тебе должно быть стыдно.
— Мне стыдно, – кивнул Антонин смиренно, и тут же уточнил: – А почему мне стыдно?
Том аккуратно вынул из кармана хлеб и ложку, а из-за ремня брюк – бутыль с водой. Поморщился с недовольством: без пробки немного расплескалось на брюки и рубашку.
— Потому что из-за тебя я пропускаю вечернюю молитву. Одно из самых значимых ежедневных событий в жизни сироты приюта Сент–Кросс.
Антонин отложил метлу, похлопал глазами.
— Что такое «молитва»?
Том не на шутку призадумался, потом махнул рукой.
— Ничего особенного. Скучный магловский ритуал.
— А зачем он? – заинтересовался Антонин всерьез, зрачки расширились в предвкушении.
— Э–э, нет, – предостерег Том. – Я тебя кормлю, даю кров, могу позволить пожить маглом два месяца, но на этом все! Я не стану отвечать на каждые «что», «зачем» и «почему»? Я, например, самостоятельно приспосабливался к миру волшебников…
— Сравнил древко с прутом! Я же не такой смышленый, – возмутился Антонин, и на этом их спор утих.
Том поставил перед гостем ужин, сам жадно сглотнул, нарочно сел подальше, чтобы запахи не дотянулись до ноздрей.
— Эт что? – поинтересовался Антонин, помешивая похлебку. – Ужин?
— Нет, это целых две порции ужина. Пиклс отдал похлебку, Симон – хлеб.
Ложка выпала из рук Антонина, с сочным бульком ушла на дно тарелки.
— Чего?! – возмутился гость. – Да это даже на еду не похоже!
— Внешне не похоже, – пожал плечами Том, – но на вкус… иногда… если зажмуриться и не принюхиваться…
Антонин сделал глотательное движение, словно сдерживал рвотный позыв, выставил вперед широкую ладонь.
— Спасибо, не продолжай! Я все понял… Неудивительно, что ты такой худой и бледный. От такого питания мухи на лету дохнут.
В животе засосало, Том с тоской проследил, как Антонин разом выплеснул в окошко две порции похлебки, не удержался от тяжелого вздоха: опять придется спать натощак.
Антонин грузно опустился на грязный пол, пустая тарелка брякнулась рядом. Том нахмурился, схватил ломтик хлеба, стал жадно смаковать, Антонин последовал его примеру, но ел с видимой неохотой, морщился. Запивали скудный ужин водой.
Отужинав, Том с придирчивостью оглядел тесную голубятню.
— Нужно тебе новое жилье подыскать.
— Зачем? Мне и тут удобно.
— Тебе везде удобно, а голуби? Думаешь, никто не заметит, что они боятся ночевать в голубятне?.. Так что, мистер Долохов, сегодня в полночь – смена апартаментов.
Антонин манерно взмахнул рукой.
— Как прикажете, мистер Реддл. Надеюсь, в тех номерах обслуживание будет лучше? Меня интересует питание.
— Крысы подойдут? – поинтересовался Том.
Антонин склонил голову на бок.
— Жаренные?
— Костер разводить не дам, – отрезал Том с напускной строгостью.
Антонин тягостно вздохнул и растянулся на полу, старые доски под ним нудно поскрипели, после некоторого молчания, спросил у потолка:
— Мне что же теперь, голодным спать?
— Переживешь, – ответил Том в пол.
Он тщательно вслушивался в звуки со двора – нужно вовремя услышать, когда закончится вечерняя молитва: после нее все двери приюта запрут до самого утра. Том постоял так еще, но понял, что в запасе достаточно времени, прошел к Антонину, лег рядом. Над их головами, в потолке, зияло квадратное отверстие – люк, в этой случайной раме темнело небо, с застенчивостью начинали проступать звезды. Оба молчали: невольно залюбовались.
— А тебя дед не схватится? – нарушил тишину Том.
— Я записку оставил, – отговорился Антонин.
Том насторожился.
— И что? Он даже искать не станет?
— Нет, я так написал, что не станет. У него и без того сейчас…
Голос дрогнул, Антонин вынужденно замолчал, Том прислушался к его дыханию, рваному и взволнованному. Том выжидал, и некоторое время лежали молча, заговорил о другом:
— Как ты меня нашел?
Антонин посопел.
— А ты не рассердишься?
— Постараюсь, – ответил Том, заранее начиная сердиться.